Волчий клык

— Алишу отведи к скатти, пожалуйста, — обратился Дайра к ней.

— Плохая идея пускать… — сразу же занудила эта стерва.

— Будь добра, проводи госпожу Алишу к ее метаморфу! — отчеканил Дайра, добавив в голос неприятного льда.

Кажется, это был конец великокняжеской аудиенции.

Вспомнив, как вели себя местные аристократы, пришедшие на несостоявшуюся свадьбу, я чуть поклонилась и обронила торжественно:

— Князь Дайра!

— Госпожа Алиша! — так же торжественно и сухо отозвался он, отвесив официальный поклон.

Лависа, совместив постное выражение лица с вежливым жестом, пригласила меня следовать за ней вниз.

Я принялась осторожно спускаться по лестнице. Как нелепо было бы сейчас гордо завалиться со ступенек. Ведь Дайра наверняка стоит наверху и смотрит мне вслед.

Дойдя до поворота на следующий лестничный пролет, я получила шанс убедиться, что никто не стоит и не смотрит.

Что ни делается, всегда имеет причину, но часто не имеет смысла. В том, что сейчас произошло смысла не было ни капли. Никакого. Совсем.

Глава 20

Спускаясь все ниже и ниже, я ожидала, что попаду в такое классическое подземелье, темное, сырое, с низкими потолками, неровными стенами, со звуками гулких шагов и капающей воды, с паутиной, мышами и ржавыми решетками поперек проходов. Но нет. Я уже во второй раз пыталась думать о Морлескине как о средневековье. Непростительная ошибка, даже для моего богатого воображения.

То, что Дайра называл то подвалом, то подземельем, было всего лишь подземными этажами. Сколько их, я так и не поняла. Весьма возможно, что больше, чем над землей.

Райс лежал вовсе не в сыром каземате, а в просторной комнате. Да, стены были выложены из гладких булыжников, но они были светлыми и сухими.

Откуда-то тянул свежий воздух, а освещали помещение примерно такие же полоски неонового света, только розовые. Под розовым светом серая шкура скатти приобрела легкомысленный сиреневый оттенок, и вся картина получилась очень умиротворенная. Возможно, Лависа по старой памяти была бы не прочь устроить недруга в более спартанских условиях, но видимо не было в этом поместье таких условий.

Скатти лежал в углу на толстенной подстилке из грубо сваляного войлока и выглядел безмятежно спящим. Пребывал он в своем изначальном виде. Нормальная человеческая кровать у стены, застеленная по-больничному скромно, была ему не нужна. Еще в помещении стоял низкий столик с кувшином и стаканами, а к нему можно было придвинуть огромное пухлое кресло, если очень постараться. Я вся взмокла, пока его двигала.

Лависа, уходя, объяснила мне, что трогать скатти можно, но трепать его и пинать, чтобы разбудить — бесполезно. Лечебное заклятье перенастраивается так, что из забытья больной выйдет только, когда перестанет быть больным. А затем, чтобы к нему вернулись все возможности удаленной связи, и исчезли ограничения в использовании магических способностей, кто-то очень сильный и сведущий должен приложить руку извне.

Меня такой расклад очень даже устроил. Хоть и почувствовала я, наконец, необъяснимую связь с Райсом, то, как цепко он хватает за горло, я еще помнила. Так что мысль о том, что, очнувшись, он не сможет повторить свой подвиг, меня грела.

Я проверила скатти по-своему и убедилась, что лечение в разгаре. Заклятье действовало иначе и намного медленнее, чем получилось бы у меня, но все шло нормально.

Потом я уселась в кресло поближе к столику, налила себе стакан воды и просто глазела на скатти. Так мне стало, как ни странно, спокойнее.

Сначала на душе у меня было отвратительно и тяжело. Я попыталась прокрутить в голове последний разговор с Дайрой, но не смогла. Как только я представляла себе, что произошло, так сразу все перемешивалось, распадалось на части, и вместо связной картины всплывали отдельные фразы, бессмысленные, глупые и никому уже не нужные. Никогда еще не было такого, чтобы мысли разбегались от одного простого желания подумать и представить. Но они разбежались, пока я так сидела, потеряв счет времени. Не осталось ни печали, ни мыслей.

Когда в комнату вошел Коста с корзинкой, я очень удивилась.

— Зачем ты здесь?

— Тебя навестить, — сказал Коста, ставя на столик традиционную низкую и широкую корзинку, содержимое которой скрывала плотная салфетка. — Ты наверняка проголодалась.

— Да нет вроде.

— Да точно, — уверенно кивнул Коста. — Ты здесь уже почти сутки.

— Не может быть! — испугалась я. Мой организм как-то совсем не почувствовал, что я сутки просидела в кресле.

— Может. Скорее всего, ты проспала большую часть времени и не заметила.

— Да я глаз не сомкнула!

Коста недоверчиво мотнул головой, но не стал возражать, просто снял салфетку с корзинки. Ничего особенного там не было, обычная для морлескинского завтрака мясная нарезка с лепешками и две кривоватые темные бутылки.

— Что это?

— Обычные цветные вина, — пожал плечами Коста, расстилая салфетку на краю столика. — Черное… ну, оно в этом случае всегда годится. И, кажется, желтое. Это особо хорошо действует, когда концентрация нужна.

— Ну, Коста! — возмутилась я. — Ну тебе ли не знать: не пью я это! Толку от них нет!