Волчий корень

Серафима Семеновна томилась в коридоре. Она проходила по делу в качестве свидетеля, поэтому ее удалили из зала в самом начале вместе с Сорокиной и Ворониной.

– Откуда мы знали, что он не виноват! – громко оправдывались «ночные бабочки». – Сказали нам подписать – мы и подписали.

– Так вы же не видели ничего.

– Как это ничего? Наркотики изъяли у него…

– Неужели до вас не доходит – ему же могли подбросить?…

Действительно. У милиции была такая возможность: задержанный предприниматель в одном месте сидел, а обыск делали в другом. Послушать бы, о чем там говорят, в зале…

В суде тем временем допрашивали Олега. В его показаниях были противоречия: на предварительном следствии он подтвердил факт хранения наркотиков, зато теперь он полностью отказался от этих показаний, пояснив, что сделал это в связи недозволенными методами ведения следствия – применением пыток, а также в связи с избиение отца в кабинете у Бнатова.

– Прошу обратить внимание, – говорил он, – что позже, на момент предъявления обвинения, я давал уже другие показания.

Суд перешел к допросу свидетелей. Секретарь пригласила в зал понятую Сорокину.

Свидетельница, худая, как щепка, говорила об одном и том же. Подсудимого раньше не знала. Приехала по просьбе работников милиции. Подписала какую-то бумагу.

– Суд интересует, что было изъято, как изъято, в каком количестве? Будьте, пожалуйста, внимательнее. Хорошо? Где находился в момент осмотра подсудимый?

– Вот этого я не помню…

– Что значит, не помните. Вы участвовали в следственном мероприятии. Вас должны были предупредить о ваших правах и обязанностях. Это же не просто так – пришел– ушел. Человеческая судьба решается. Ну, хорошо. Кто находился в помещении, можете сказать?

– Следователь…

– Фамилия?

– Бнатов Александр Сергеевич…

– Выходит, вас было двое – включая Бнатова? Вспомните, где в это время был подсудимый Ефремов?

– В машине сидел, кажись.

– Кажется, или точно сидел?!

Председательствующий Штукатуров начинал выходить из себя.

– Откуда я могу помнить по всем делам! – огрызнулась Сорокина.

– Так это дело у вас не единственное?! Я вас спрашиваю, свидетель!

– Нас приглашали…

– Как часто?! – Штукатуров злорадствовал. – Сколько раз вы бывали?

– Не помню, приходилось…

Сорокина опустила голову. Она стояла у свидетельской трибуны, подол пальто заметно дрожал. Бывшую понятую трясло. Допрос, кажется, никогда не закончится. То ли дело по прошлым разбирательствам: пришел – ушел, и никаких проблем. Этот вцепился, как кобель… зубами в блоху.

– Значит, вы не можете утверждать, что на момент изъятия вещества подсудимый находился в помещении?

– Не могу…

– Есть вопросы к свидетелю?

Сорокина поймала взгляд Степаныча. Где-то она уже видела эти глаза. Вчера встретили у подъезда двое – один здоровенный, с усами, другой худощавый. Припугнули, включив диктофон с пояснениями сестриц. Дело пахло лагерной решеткой для обеих, так что приходилось вертеться как грешницам на адской сковородке – припекало под самое некуда.

– У меня есть вопросы, – сказал Степаныч. – Для уточнения. Насколько я понял, на момент изъятия вещества, похожего на вещество, содержащее наркотик, подсудимый Ефремов в помещении не находился. Правильно я вас понял?

– Правильно, – подтвердила Сорокина.

– Каким образом было изъято вещество?

Сорокина не поняла вопроса. Изъял да все.

– В карман себе положил, что ли?

– А надо было как? – она неподдельно удивилась. По залу прокатился невольный смех.

– Особо смешливых суд выведет из зала, – проскрипел Штукатуров, вонзаясь взглядом в противоположную стену.

– Правильно я понимаю, что изъятое вещество было следователем опущено в собственный карман.

– Да…

– В какой упаковке?

– Мешочек пластиковый. Маленький. Вот такой…

Сорокина изобразила рукой кружок, сомкнув пальцы.

– И это всё? Вы не расписывались на нем?

– Да он же пластмассовый. Как на нем можно расписаться. Потом следователь упаковал его, конечно, и печати при нас поставил.

– Когда?

– На следующий день.

– Представитель не имеет больше вопросов.

Свидетель Воронина вела себя аналогичным образом, за исключением того, что подписывала упаковку с вещественными доказательствами она одна. Сестра на тот момент в кабинете отсутствовала.

– Благодарю вас, присаживайтесь, – сказал судья. – Суд объявляет о перерыве на час для решения вопроса о явке дополнительных свидетелей.

Секретарь поднялась первой:

– Прошу встать…

Суд вышел из зала. Конвой тут же увел Олега, не дав Степанычу сказать хотя бы слово. Не адвокат Степаныч, поэтому не может настаивать. Народ вышел из зала. Сочувствующих набралось много. Многие знали только Олега. Некоторые только Степаныча. Со стороны Серафимы присутствовали пятеро женщин, в том числе Аннушка – она пришла вместе с Царевым. От супружеской жизни Царь слегка даже похудел. Значит, на пользу пошло.

– Неужели суду не видно, кого они судят, – возмущался Карманов.

– Видят, но не слышат. Глухи потому что…

Царь опустился на скамью, подставил колено и усадил на него свою игрушку – Аннушку. В ней весу – три килограмма… вместе с пальто и сапогами.