Волчица и Охотник

Не знаю, смеяться мне или плакать. Сквозь прутья клетки я вижу, как Гашпар взвивается на ноги и тянется ко мне. А потом перед глазами мутится, и меня окутывает чернота.

Глава двадцать третья

Шесть долгих дней и ночей спустя, когда мы добрались до Кирай Сека, я едва жива, я оглохла от грохота колёс телеги и топота дюжины коней. Их всадники, Охотники, торопили и хлестали их так жестоко, что крупы у них ободраны и изранены. Звуки нарастают вокруг меня, как давка сотен человек в толпе. Я вжалась в угол клетки, так далеко, как только сумела, избегая взглядов всех, кроме Гашпара. Он с мрачным видом едет рядом с телегой, хотя поначалу отказался от удобств ехать в седле. Когда я снова очнулась, то приложила все усилия, чтобы убедить Охотников, будто угрожала Гашпару мечом и заставила пойти со мной и что он не повинен ни в каких преступлениях против короля. Ложь на вкус была пустой, скользкой, как проглоченная вода.

– Ты не должна была так говорить, – возмущался Гашпар, и, конечно, злился он на меня не за ложь, а за то, что я каким-то обманом лишила его надлежащего искупления. Даже лишённый своего шаубе Охотника, он всё ещё цеплялся за свою патрифидскую мораль, но теперь я стала объектом его благородства, достойного лучшего применения. – Я не должен двигаться свободно, пока ты сидишь в клетке.

– Ты – принц, – тихо отвечала я. Ты не должен быть прикован к волчицам, Йувви и сбежавшей Дочери.

Туула одарила меня хмурым взглядом со своей стороны клетки.

– Какая часть бытия принцем, – спрашивал он, – означает, что нужно пытаться уклоняться от последствий своих ошибок?

– Спроси у своего отца, – сказала я. – Он всегда так делает, и он – король.

После этого Гашпар замолчал.

Теперь мне кажется, что я понимаю это истинное, разрушительное патрифидское чувство вины. Это меньше похоже на бремя, скорее – на отсутствие чего-то. Словно у Охотников, лишившихся глаз, ушей или носов, из меня тоже вырезали что-то жизненно важное.

А ещё – моя магия исчезла.

Конечно же, я пыталась убить Лойоша, когда он неохотно обошёл телегу, чтобы накормить меня. Но мне удалось лишь обхватить его запястье болящими пальцами и безвольно удерживать, словно ребёнок, приставший к матери. Никакие невидимые нити больше не впивались в мою кожу, никакая сила Подземного Мира не проходила сквозь меня. Лойош просто стряхнул мою ладонь и оттолкнул от себя, а я уставилась на свои жалкие связанные руки с немым недоверием. Котолин наблюдала, поджав дрожащие губы. Даже её глаз выглядел словно в ловушке трёх аккуратных ран, идущих ото лба к челюсти.

– Значит, ты лишилась своей магии? – с интересом спросила она, так же нетерпеливо, как Вираг, когда я приходила к ней, опечаленная какой-нибудь мелкой несправедливостью. – Я же говорила, что боги найдут способ наказать тебя.

– А ты? – цежу я. – Ты даже не пыталась исцелить себя.

– И не собираюсь, но не потому, что не могу, – ответила Котолин. – Я хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой каждый раз, когда смотрит на меня.

Она кивнула на Туулу, но та лишь издала какой-то невнятный звук и проворчала:

– Кто сказал, что мне вообще интересно на тебя смотреть?

С тех пор больше никто в телеге не проронил ни слова, хотя за это время прошла буря, после которой мы промокли, дрожали и упрямо уставились в пол, отказываясь даже прижаться друг к другу в яростной тишине. Гашпар протянул мне мех сквозь прутья решётки, а Котолин разожгла в ладони крохотный огонёк, но когда мы достигаем ворот Кирай Сека, я почти испытываю облегчение хотя бы потому, что над головой – редкие спокойные облака.

Когда мы с грохотом проезжаем через главные ворота на рыночную площадь, Гашпар направляет коня к моей стороне клетки.

– Я не позволю отцу навредить тебе, – говорит он. – Только не снова, Ивике. Клянусь.

– Не думаю, что в твоей власти давать такое обещание, – говорю я, и всё внутри отзывается болью, когда я вижу, как меняется, мрачнеет его лицо.

Какая-то часть меня оцепенела, даже когда я думаю о своей судьбе, о том, что король может решить наказать меня за кражу его видящей и попытку забрать себе магию турула. Моя собственная жизнь кажется такой жалкой в сравнении с сотнями других, что окружают меня. Я – одна крохотная звёздочка в огромном ярком созвездии. Всё, на что я могу надеяться, – это что обладание турулом даст королю достаточно сил, чтобы выстоять против Нандора и обеспечить безопасность Йехули и язычников. Что нашей жертвы окажется достаточно.

Мимо проходят толпы людей, останавливаясь, чтобы поглазеть на нас, разинув рот. Крестьяне Кирай Сека выглядят ни богаче, ни чище после смерти турула, несмотря на все их протесты против тлетворного влияния нашей языческой магии. Двум Охотникам приходится слезть с коней, чтобы накинуть на Биэрдну новые верёвки. Они ожидают испуга медведицы, но та лишь, шаркая, идёт вперёд, и её глаза черны в зверином отсутствии разума, в них нет огня Туулы. Сама Туула сгорбилась в телеге, избегая взглядов патрифидов, и Сабин кладёт ладонь ей на плечо в знак поддержки.