Волчица и Охотник

Когда мы проезжаем через рыночную площадь, где воздух пропитан дымом и запахом паприки, я поднимаюсь на колени и смотрю сквозь решётку, надеясь мельком увидеть Улицу Йехули. Дом Жигмонда. Я не чую запаха свиной крови, а окна желтеют светом. Облегчения, которое прокатывается сквозь меня, достаточно, чтобы глаза у меня затуманились. С грохотом мы въезжаем во двор, прямо к выходу из барбакана, и телега внезапно останавливается.

Охотники вытаскивают нас из клетки одну за другой, проверяя, по-прежнему ли крепко стянуты наши верёвки. Я хочу сказать им, что нет смысла связывать мне руки, потому что я не могу ни выковать клинок, ни обратить их топоры в пыль, даже если бы считала, что это поможет, или просто если б меня охватила опрометчивая мстительность, но голос мне не подчиняется.

– Мы должны доставить волчиц прямо к королю, – говорит Лойош Гашпару. – Остальные могут отправляться в подземелья.

– Значит, мы можем гнить там, пока какой-нибудь суд, набитый патрифидами, не признает нас виновными, а король не снесёт нам головы? – спрашивает Туула. Она распрямляется, и Биэрдна издаёт низкое скованное рычание. – Такова справедливость твоего бога?

– Заткнись, Йуввийская шваль, – рычит Лойош, тыкая её обухом топора.

– Мой отец мог бы убедиться в вашей невиновности. – Гашпар говорит спокойно, хотя его брови нахмурены. – Как только у него будет турул, он…

Туула обрывает его со смехом:

– А ты, лживый принц, Фекете, думаешь, что сможешь меня утешить? Ты позволил им отнять у тебя силу, навесить на тебя шаубе Охотника и отправить в унылую глушь, пока король сидит у себя в замке и растит своих ублюдков, как хорошеньких овечек. Да я уж лучше умру с клинком в руке или, по крайней мере, с огнём в сердце, чем буду жить тенью тени.

Гашпар не отвечает, сжатые губы дрожат, но слова Туулы разжигают во мне кипящий гнев.

– Оставь его в покое! – рявкаю я. – Ты только сократишь свою жизнь здесь, в Кирай Секе, если будешь рычать, как зверь.

Шерсть на загривке Биэрдны встаёт дыбом. Губы Туулы искривляются в усмешке.

– Никогда не думала, что увижу тебя настолько беззубой, волчица, – говорит она. – Возлежание с Охотником погасило всё твоё пламя.

Прежде чем я успеваю ответить, Лойош коротко кивает. Остальная часть его свиты окружает Туулу и Сабин, как чёрные птицы, и оттесняет их к барбакану. Требуется ещё четыре Охотника, чтобы справиться с медведицей и затащить её в дворцовый зал. Её когти оставляют длинные борозды на каменном полу.

Мы не успеваем уйти далеко по коридору, когда в арке возникает фигура. Ворот голубого доломана расходится, словно два разбросанных тюльпана над бледным горлом. Нандор.

Когда я вижу его, сердце замирает. Он шагает к нам, гибкий, как горный кот, расталкивая собравшихся Охотников. В один полный паники миг мне кажется, что он приближается ко мне, но вместо этого он останавливается перед Сабин, сложив руки на груди.

– Как же давно не виделись, сестра, – говорит он. – Ты выглядишь менее святой, чем когда я оставил тебя.

Губы Сабин дрожат, но она не отвечает, лишь вскидывает голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Я вижу, ты резвишься с Йувви. – Он переводит взгляд на медведицу, жалкую в своём наморднике. – Я думал о тебе лучше. Ты всегда казалась более истово верующей, чем остальные.

Нандор сбрасывает с неё капюшон и проводит костяшками пальцев по её щеке. В этом жесте смешаны отвращение и нежность. Сабин вздрагивает, и я вижу, как грудь Туулы вздымается, словно она хочет заговорить, но ей в спину всё ещё упирается топор Охотника. Во мне нарастает облегчение, когда я вижу её покорность. Хотя между нами мало приязни, я не хочу видеть, как она умирает. Биэрдна рычит, показав один жёлтый клык.

– А ты. – Нандор поворачивается ко мне. – Не знаю, как тебе удалось выжить, но подозреваю, что тебе помог мой брат-предатель. В любом случае теперь, когда ваша сделка нарушена, подозреваю, что ты ненадолго задержишься во дворце. Или вообще в мире смертных.

Я долго боялась Нандора, но этот страх был смутным, как мой детский страх перед Охотниками, прежде чем я узнала судьбу волчиц, которых они забрали. Теперь, глядя на него, я не могу не представлять, как рана на его груди снова затягивается и лоскуты кожи зашивают ужасную брешь, оставленную мной. Рану, которая должна была пресечь его жизнь. Я чувствую себя так, словно меня снова окунули в озеро Тайивас, но на этот раз я застываю в чёрной воде.

Гашпар приближается ко мне, но, прежде чем кто-то из нас успевает ответить, Нандор снова исчезает, его шаги затихают дальше по коридору. Судорожно вздыхаю. Раньше, когда у меня была магия, я могла хотя бы попытаться противиться ему. Теперь я не могу сделать ничего, пока лёд смыкается у меня над головой.

Охотники уводят Туулу, Сабин и медведицу в подземелья, а Лойош подталкивает Гашпара, Котолин и меня к Большому Залу. Я почти не чувствую пола под сапогами. Если Нандор прав – я не смогу выйти из этого зала живой, пусть даже Гашпар рядом со мной. Что он сможет сделать, чтобы остановить клинок своего отца?