Волчица и Охотник

Граф Ремини держит корону на красной атласной подушке. В слепой панике я оглядываю толпу, ища лицо моего отца среди сияющих сотен, и нахожу его в окружении двух Охотников. Я не могу понять, почему Нандор до сих пор не убил его, – возможно, он хочет, чтобы Жигмонд увидел, как король-патрифид наденет его корону. Прокатывается краткая волна облегчения, прежде чем я вспоминаю, что всё напрасно. Нандор перережет ему горло, как только толпа разойдётся; может быть, раньше, если захочет сделать из этого зрелище. Я ожидаю, что, когда буду умирать, на меня будет смотреть тысяча глаз.

И наконец я вижу его. Гашпар поднимается на помост в своём чёрном доломане и шаубе, снова истинное воплощение Охотника. Всё, чего ему не хватает, – это топора на поясе. Его движения скованные и взвешенные; я замечаю, как он вздрагивает, когда поднимает руки, чтобы забрать корону у графа Ремини. Чувствую уколы призрачной боли на задней стороне бёдер, где мои шрамы – лишь бледное отражение его свежих зловещих ран. Это так мучительно, глубоко неправильно, как Гашпар стоит рядом с Нандором, облачённым в сверкающее красное с золотом – словно я смотрю одновременно и на солнце, и на луну в небе. Иштен одной рукой рисует рассвет, другой – полночь.

Лойош проталкивается через толпу со мной и с Котолин, к самому основанию помоста – так близко, что я чувствую сладкий запах пыльцы весенних крокусов на языке. Встречаюсь взглядом с Гашпаром; его глаз влажно поблёскивает в скудном солнечном свете, и в нём я вижу отражение всей мой болезненной разрушительной любви. Есть какой-то другой мир, в котором мы могли бы остаться в колыбели корней деревьев навсегда, где наши слова поднимались бы холодным шёпотом, а наши руки и губы оставались бы тёплыми.

– Добрые люди Ригорзага! – провозглашает граф Ремини – раз, другой, пока шум толпы не стихает. – Мы собрались здесь, чтобы короновать следующего короля нашей страны. Он – наследник престола Аве Иштвана, кровного вождя Племени Белого Сокола и всех прилежащих земель, благословлённых милостивой дланью Принцепатрия. Преклоните колени перед ним и перед своим Господом.

Я узнаю слова с пира в честь Дня Святого Иштвана – так Нандор представлял своего отца. Говоря это, граф Ремини разворачивает свой плащ с белыми перьями – плащ Акошвара и Племени Белого Сокола, тот самый, в который сам Ремини был одет в ту ночь. Теперь он накидывает его на плечи Нандора, и я судорожно вздыхаю. Даже после всех его жарких рассуждений об извращении наших языческих обычаев он займёт трон согласно обряду Иштена.

Граф Ремини злобно толкает Гашпара локтем, наклоняется и шепчет слова, которые я едва слышу:

– Скажи это.

Гашпар выступает вперёд. Его лицо сурово, но руки, затянутые в перчатки, дрожат.

И вдруг Котолин кричит.

Она безвольно оседает на землю, бьётся и воет. Сразу забыв об угрозе топора Лойоша, опускаюсь на колени рядом с ней, пытаюсь неуклюже перевернуть её связанными руками. Её глаза стали пустыми и белыми.

– Что это значит? – кричит Нандор.

Толпа сперва подаётся к ней и снова откатывается; люди вытягивают шеи, чтобы разглядеть причину суматохи, и тут же с отвращением отскакивают.

– У неё видение, – цежу я сквозь зубы. – Всё закончится через минуту.

Лоб Нандора едва заметно блестит от выступившего пота; я никогда не видела его таким – чуть ли не встревоженным. Он снова поворачивается к толпе; их страх разрастается, как вспышка света факела, почти видимая.

– Разве вы не видите? – каркает он. – Языческое безумие и языческая магия! Когда я стану королём, не будет больше тёмных ужасов, укоренившихся на нашей патрифидской земле, и не будет больше замаскированных слуг Танатоса, ведущих нас на погибель!

Белая пелена исчезает с глаз Котолин. Она садится, распрямляется и устремляет свой лучезарный голубой взгляд на Нандора поверх встревоженной толпы.

– Они идут, – говорит Котолин. – Язычники. Все они, со всех селений. Они идут штурмовать столицу.

Единственное слово для происходящего – хаос. Нандор сразу же собирает вокруг себя Охотников, и они поднимаются на помост, создавая бастион вокруг своего почти-короля. Гашпар отбрасывает корону, и та с грохотом падает на булыжник. Лысый мужчина в грязной одежде прыгает на венец, закрывая своим телом, в то время как ещё дюжина измождённых отчаянных крестьян пробирается к нему, только чтобы иметь возможность прикоснуться к чему-то золотому.

Я потеряла из виду Гашпара, скрывшегося за бастионом Охотников, и чуть не потеряла Котолин в яростной толпе. Цепляюсь за нее так крепко, как только могу своими связанными руками, съёживаясь под сплетением размахивающих рук, изредка натыкаясь на чей-то локоть или носок кожаного сапога. Мой желудок сжимается, словно отражая бурление толпы.