Волчица

Молодой человек отправился тотчас же исполнять данные ему инструкции, а Розина пошла за маркизом во дворец, в боковую дверь, по узкой лестнице и длинному коридору, увешанному с обеих сторон портретами французских царственных особ и, наконец, с трепещущим сердцем, введена была в собственные покои короля.

В соседней комнате послышались шаги, потом кашель, дверь отворилась и на минуту молодая крестьянка почти раскаялась, что взяла, на себя такое серьезное, непосильное дело.

«Кошка может смотреть на короля», говорит пословица, и впечатление, производимое монархом на животное, зависит, нам кажется, не столько от характера кошки, сколько от характера самого короля. Присутствие духа быстро возвратилось к Розине, когда, решившись поднять глаза, она очутилась лицом к лицу с представителем той славной, но злополучной династии, которая всегда, кажется, обращала против себя все выгоды своего положения и с такой благородной твердостью и терпением переносила свои невзгоды.

Людовик встал за богатое, выложенное перламутром и инкрустациями бюро, а Розина невольно подумала, что он гораздо более похож на лавочника, ожидающего покупателей, чем на короля Франции, удостаивающего принять своего подданного.

Волосы его были в беспорядке, руки грязны, одежда неряшлива, а лицо выражало нерешительность и нетерпение, смешанное с добродушием, что все вместе производило впечатление комичного смирения перед незаслуженной участью.

– Что вам угодно, маркиз? – спросил король довольно резко. – Мы заняты сегодня. Королева едет в Париж; она ждет меня в соседней комнате и нам некогда терять ни минуты.

Де Фавра сказал ему что-то шепотом, и лицо Людовика покрылось бледностью. Черты его приняли выражение тупого, безысходного страдания, которое принимается безропотно, от невозможности противодействовать ему. Какая разница между ним и маркизом – подданным и монархом! Один бьется яростно, как лев в клетке, другой – стоит ошеломленный, как баран на бойне. Как и всегда, в минуту тревоги и нерешимости, Людовик обратился к жене.

– Подите сюда, сударыня, – закричал он, – вы должны выслушать все это; я не могу действовать без вас – тут нечто поразительное, чудовищное, неслыханное, чему я отказываюсь верить.

Ее величество вошла в комнату при последних словах короля, и Розина задрожала с головы до ног, так велико было сходство между нею и Волчицей!

Такое сходство и между тем такая разница! Как между золотом и мишурой, между розой и георгиной, между духом света и духом тьмы.

Королева была одета с величайшей пышностью и великолепием; кружева, драгоценности, перья, бриллианты в волосах, все было такое редкое и дорогое, как французский народ равно любил видеть на своей королеве, окружал ли он ее овациями или оскорблениями. Но от внимательного взора Розины не укрылось также и величие поступи и осанки, которое не зависит от того или другого наряда; величие, так сказать, внутреннее, врожденное, наследственное, исходящее скорее из царственного духа, чем из царственной наружности, – величие, которое нельзя сбросить вместе с придворным платьем или загрязнить тюремным заключением, которого нельзя унизить никакими оскорблениями, ни даже страшной, насильственной смертью.

Традиции расы могут свершить многое, но еще более – вера. Рыцарский и религиозный дух, поддерживавший Mapию-Антуанетту, когда она твердыми шагами всходила на эшафот, покинул Францию вместе с нею и не возвращался более в несчастную, забытую Богом страну, пока в потоках крови не сошло со сцены преступное поколение, дерзнувшее поднять руку на свою королеву.

Мария-Антуанетта ласково посмотрела в глаза Розины и, повернувшись к королю, весело рассмеялась его явному испугу и смущению.

– Вы говорите невероятное, – воскликнула она, – это уже не ново! В наше время, невозможное случается каждый день. Кто ваша хорошенькая посетительница и что ей нужно?

Людовик торопливо подбежал к двери, запер ее покрепче, послушал, нет ли кого за ней, и бросился в кресло, вытирая пот со лба.

– Волки вырвались, наконец, на свободу, сударыня! – проговорил он. – Они воют уже на улицах Парижа и жаждут вашей и моей крови.

Королева гордым движением откинула назад голову.

– И это один из них? – спросила она. – Бедный волчонок! Он больше похож на ягненка! – В голосе ее слышалось сострадание, даже нежность. Розина подняла глаза на лицо ее величества и ее отвлеченная преданность и любовь к королеве в одно мгновение перешла в искреннее, теплое чувство и личную привязанность.

– Сударыня, – начала она, запинаясь, – я слышала все… Они думали, что я сплю… Они не выпускали меня и если бы не отец Игнатус, я бы никогда не дошла до вас. Он сказал, что вы поверите мне, если я приду от его имени. Сударыня… Ваше величество… Я не знаю, как назвать вас – я простая крестьянка. Именем Заступницы нашей, именем всех святых, умоляю вас, не ездите сегодня в Париж!

Дрожа от волнения и усталости, Розина опустилась на колени к ногам королевы, схватила полу ее одежды и поднесла к губам.