Волчок

Глядя на разное тепло их лиц, я думал, как дорога возможность делать что-то вместе с ними, как вообще удивительна способность таких диковинных существ, как люди, договориться и собрать огромный трансатлантический лайнер, сыграть симфонию Шуберта или построить город вроде Дельфта и Рима. Вокруг штормит время разногласий, а мы сидим в старинной московской квартире и сообща колдуем над архитектурой великолепных фокусов, может над формулой лекарств или даже над рецептом бессмертия.

Эти мысли подсветили сцену радостным огнем. Я с братским умилением оглядел разговаривающих и внезапно снова стал слышать, что они говорят.

– Белопаз вон стадионы собирает в Тюмени.

– О, Белопаз, какой мужчина!

– В Тюмени есть стадионы?

– При всем уважении, Вадим Маркович, вы не Белопаз.

– В Эмпатико, дорогая Алиса, я буду Белопазом. В конце концов, деньги вам плачу я, а не Белопаз.

– К черту Белопаза, не кипятитесь.

– Деньги не рождаются в тумбочке.

Господи, они все еще говорили про деньги. Конечно, даже для хороших дел нужны средства. Сами хорошие дела могут эти средства приносить: платим же мы за консультацию врача или за вход на выставку. Но почему-то мне никак не удавалось сосредоточиться на деньгах, мысль соскальзывала то на беседку в умбрийских горах, то на историю Валентины, то на сценарий новой игры. Я рад сколько угодно думать об этом и никак не могу заинтересоваться тем, сколько на этом получится заработать.

Из обаятельно веснушчатого Антона Турчина мягко сыпались словечки вроде «воронки продаж», «эсэмэм», он собирал из них натюрморты и пейзажи, которыми присутствующие любовались. Стоит ему произнести: «холодные звонки» – и небольшие глаза Крэма теплеют любовью. Присутствующие смотрели на Антона, как на общего трехлетнего сына, который играет каприс Паганини в окружении ангелов и плюшевых медвежат. Царю небесный, где таких выращивают, чем поливают?

В конце совещания нам троим – Антону, Алисе и мне – поручили описать Эмпатико для будущих клиентов.

– Михаил, что вас так опечалило? – не без ехидства спросила Алиса.

Надо научиться наконец управлять собственной мимикой.

– У Михаила сложные отношения с деньгами, – заметил Вадим Маркович. – Как только запахло деньгами, Михаил встревожился.

– Тогда грустите как можно чаще и дольше, Михаил! – пошутил Антон Турчин.

Проходя по коридору, я увидел, как в комнате, затянутой нитями солнца, Энвер Максимович с видом исследователя поливает бегонии. Казалось, это окончание многолетнего эксперимента и прямо сейчас Энвер Максимович совершает открытие, которое изменит лицо нашей планеты к лучшему. Возможно, у планеты отныне будет такое же доброе интеллигентное лицо, как у Энвера Максимовича.

6

Стоило пройти по бульварам, подышать московским холодком, услышать голоса прохожих и тяжкий стук трамвайных колес, как я понял, что тревожусь напрасно. У меня превосходная работа, умные коллеги, начальник и вовсе волшебник. Через неделю в моем загранпаспорте появится итальянская виза, и скоро, совсем скоро я увижу умбрийские горы, лоскутное одеяло полей и магическую архитектуру поместья Эмпатико.

На радостях я позвонил Варваре. После короткой паузы Варвара сказала так едко, что мой телефон едва не расплавился:

– Прелестно, что тут сказать. Он будет разъезжать по перуджам, жить на роскошных виллах, пить вино…

– Варя, я не пью вина.

– А там начнешь! И фланировать напропалую. Знакомиться с итальянскими кралями. А я буду драить собачье дерьмо, рыдать в холодной избе и лечить больных несчастных котов!

Варвара быстро перешла на крик, а при слове «рыдать» зарыдала. Хорошо хоть не заболела при слове «больных». Я лепетал про командировку, про геологов и подводников, но от подводников гневные рыдания только разгорались. Возможно, на полугодовые поиски бокситов в тайге или в морскую пучину Варвара отпустила бы меня с тихой джокондовской улыбкой, но отъезд без нее на две недели в Италию был непростителен и непереносим.

Черные круги, зеленые лучи, багровые кольца поплыли перед глазами, я забыл, где нахожусь, куда иду. Набрать холодного воздуха в легкие, по самый низ, по пальцы ног, оттолкнуться и улететь куда-нибудь, запропаститься, затеряться между самых серых, самых невыразительных туч.

Люблю ли я Варю? Да, люблю, но не чувствую любви. Точнее, чувствую во время затиший между скандалами. То есть пока Вари нет. Дом встретил меня сочувственным молчанием. На книжной полке – три маленьких перышка, которые мы с Варварой нашли в Вяхирях под сосной. Темно-серые, с большими белыми полугорошинами по краям. Это перья дятла. В Вяхирях живет целое семейство дятлов, Ольга их подкармливает. Я вспомнил, как мы с Варварой оба радовались находке, как разглядывали рисунок опахала и как легко Варя подарила мне перышки.