Волчок

– Может, им надо почаще общаться с детьми? – иронически спросила Алиса.

Антон Турчин подарил Алисе снисходительный взгляд, каким смотрят на человека, не разбирающегося в тонкостях:

– Маркыч, между прочим, тему про отцов считает перспективной.

«Ну еще бы», – чуть не брякнул я. Интересно, знает ли Антон, что у Алисы дочь от Крэма, которая общается с отцом по скайпу, притом далеко не каждый день?

– Давайте сосредоточимся на разбитых сердцах, – предложила Алиса. – Скоро Кульков приедет, а мы к разговору не готовы.

Снова вспомнилась Варвара. Интересно, связано ли это со словами «разбитые сердца»? Почти две недели я не могу с ней поговорить. Иногда, обидевшись, перестаю звонить, потом звоню снова. Можно было бы набрать профессора, попросить передать трубку Варе. Конечно, не хочется вовлекать Крэма в нашу сердечную жизнь, становиться его клиентом. Но дело не только в этом. Похоже, я просто боюсь окончательной ясности. Возможно, цепляюсь за сознание того, что у меня есть Варвара, а в моем мире имеется какой ни есть порядок. Поэтому и откладываю момент, когда будет отчетливо ясно, что никакого порядка в моем мире нет.

– Не вижу противоречий, – произнесла Леся Курацкая, у которой на губах осела пенка от капучино. – Как будто у плохого отца не бывает разбито сердце.

4

Возле барной стойки – рассыпчатый звон разбитого стекла: официантка на вираже слишком круто наклонила поднос. Открылась дверь, и вместе с пузырем холодного воздуха в зал вошел мужчина – маленький, худощавый, похожий на школьного учителя, только не здешнего, а французского или швейцарского. У Геннадия Кулькова тонкие пальцы, галстук-бабочка и изящный портфель цвета каштановой скорлупы, а черты лица неуловимо выдают техническое образование. Он заказал себе воду с лимоном. Это было забавно, потому что и в взгляд у психолога был вежливо-кислый.

– Как вы полагаете, Геннадий, – спросил я, – кого будет больше на «Клее для разбитых сердец» – мужчин или женщин?

– Вроде бы те и другие подвержены, – негромко отвечал он. – Но женщин всюду больше.

Алиса с Лесей захихикали – не потому, что Кульков сказал нечто смешное, а как часто смеются женщины в присутствии мужчин, бессознательно пытаясь привлечь к себе внимание. Этот беспричинный, казалось бы, смех играет ту же роль, какую играют прическа, наряд, запахи, а значит, причина у него самая весомая.

– Простите, Геннадий, если вопрос покажется вам бестактным, – продолжал я, продираясь сквозь цветочные звуки женского смеха.

– Психология не знает категории «бестактный», – вежливо возразил он.

– Видите ли, этот вопрос напрашивается у любого, кто захочет посетить «Клей для разбитых сердец». А вы сами? Вы лично сталкивались? Вам разбивали сердце?

– Михаил, ну нельзя же так, ей-богу, – горячо запротестовала Алиса. – Это нарушение всяческих границ.

– Да уж, – поддержала ее Леся. – Ну а у тебя, Михаил, сердце целое или надтреснутое?

Глаза Кулькова сделались еще грустнее, и он сказал:

– Я женат, у меня трое детей. Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос.

Антон Турчин рассеянно вертел головой. Вид у него был такой, словно всю ночь он боролся с медведем или спал одетый в плацкартном вагоне. Наконец тема разбитых сердец ему наскучила, и он обратился к Кулькову:

– Вы вот скажите лучше, Геннадий, что вы думаете об идее Вадима Марковича организовать работу с отцами, постоянно испытывающими чувство вины?

Кульков сказал, что и виноватыми отцами он займется с удовольствием. Лицо его по-прежнему было печально.

– Признай, что ты плохой отец, за двадцать тысяч рублей, – сардонически произнесла Леся; говорили, что она развелась месяца три назад и теперь одна воспитывает сына.

Антон и Леся заспорили о том, кем важнее заниматься – брошенными влюбленными или дистанцировавшимися отцами. Они язвили друг друга словами «сезонность», «воронка продаж», «би-ту-си». Распаляясь, Леся становилась все более хорошенькой, а Антон – все менее.

– Кажется, Антону нравится наша Леся, – улыбаясь, сказала Алиса Кулькову, дожидавшемуся конца перепалки.

– Даже не думаю скрывать, – отвечал Антон. – Дико нравится. Геннадий, заказать вам кофе? Может быть, вы хотите пирожные? Здесь весьма неплохие эклеры. Хотите эклеры?

Кульков застенчиво пожал плечами. Когда ему принесли чашку латте и три крошечных эклера на блюдечке, его взгляд впервые очистился от меланхолии, словно именно на блюдечке ему преподнесли смысл сегодняшней встречи.

– Скажите, Геннадий, – не унималась Леся, – какие средства вы предлагаете брошенным мужчинам и женщинам?

Глаза Кулькова сделались непроницаемыми.

– Видите ли, моя задача состоит не в том, чтобы предложить быстрое избавление от зависимости…

– Вот почему надо начинать с отцов! – торжествовал Антон.

– Во-первых, мы объясняем, почему временный дискомфорт необходим, учим принимать его. Во-вторых…

Леся, пять минут назад заявившая, что станет первой посетительницей «Клея», не выдержала:

– А как же новые встречи? Чем не лекарство?