Собрание на Маросейке было немногочисленным, но шумным. Няня, которая сидела с дочкой Алисы, сильно порезала палец и поехала в травмопункт, так что дочку Алиса привела на собрание. Именно благодаря дочке собрание и вышло таким шумным. Дочку звали Владой, причем звали совершенно бесполезно: Влада была не расположена к переговорам. Это была девочка лет четырех с крошечными ручками, ножками, одетая в длинное платье с рисунком из панд и мячей. Она казалась некрасивой, возможно оттого, что непрестанно хныкала. Сама Алиса если не привлекательна, то весьма изящна. Странно, что от одного и того же отца могли родиться настолько непохожие дочери. Лидина Яночка хорошенькая, впрочем тоже капризная. Невольно подумалось, не оттого ли Вадим так явно приближает к себе Лиду, что та родила красивую девочку, словно поднесла ему зеркало, в котором он как отец выглядит в лучшем свете.
Впрочем, с Алисой отношения тоже продолжаются, и если они не бросаются в глаза, то только благодаря скрытности самой Алисы. С Владой Крэм чаще всего разговаривает по видеосвязи. Когда он беседовал по видеосвязи со мной, я бы и его не назвал хорошеньким. Его массивная голова на экране слегка разбухала, подергивалась и время от времени распадалась на какие-то хлопья. Вот и попробуй вырасти красивым, глядя на такую голову день за днем. А ведь профессор и в повседневной действительности не Финист Ясный Сокол. Как у этого отца могла родиться такая очаровательная дочка, как Яночка? Говорила же Варвара (когда мы еще разговаривали), что у Лиды в Москве имеется «постоянный друг». Почему же не возникает сомнений, что Влада точно родное дитя профессора? Возможно, оттого, что ничего хорошего от Вадима Марковича я давно не ожидаю.
Антон Турчин постригся и говорил теперь более энергическими отрывистыми фразами:
– Мы с бригадиром посоветовались. Топы – главный козырь Эмпатико. Горки, деревца, цветочки – этого бла-бла-бла и в Подмосковье тонны. Италия и топы. Топы надо описать как тренажеры. Типа качалка личностного роста. Пять дней занятий на Симпосии – и у вас драйвер карьерного прыжка через две ступеньки.
Влада тянулась к нефритовым бусам на шее Алисы, Алиса пыталась на полпути заслонить бусы игрушечной лисой, мокрой от Владиных слез. Но девочка с упрямой целеустремленностью отталкивала игрушку и пыталась ухватиться за ближайшую бусину.
– Не знаю, Антон, это как-то… Владушка, перестань, бога ради! Понятно же, что никто никуда не перескочит.
– Это всего лишь модель. Но если топы не прокачивают скилы, а просто украшают пейзаж, никто не отдаст такие бешеные бабки за пять дней в итальянском захолустье.
Я подумал, что лет через двадцать, когда ветер, дожди, жара, морозы, мхи и лишайники состарят все эти сооружения, возможно, с ними примирится окружающее пространство умбрийских гор. Вот тогда, в заброшенности, в слитности с природой, они перестанут быть топами, тренажерами, коммерческими предложениями, а будут непонятными камнями и частью волшебства Умбрии, вроде тумана, высвеченного солнцем посередине Субазио.
– Михаил, а что ты думаешь про наши каменные тренажеры? – услышал я голос из комнаты на Маросейке.
В это мгновение маленькая ручка Влады пробилась через все преграды и вцепилась в круглую бусину. Возможно, если бы Алиса не защищала бусы от дочери, если бы надела их на Владину шею, они остались бы живы. Но поскольку игра называлась «Эти бусы ты не получишь», Влада вступила в нее и выиграла. Схватив первый подвернувшийся нефритовый леденец, она дернула изо всей силы, и по столу, по скамье, по полу с треском затанцевали зеленые мутные шарики.
Мать и дитя закричали одновременно, словно затеяли новую игру. При этом Алиса кричала, что у нее хватает дел безо всяких камней, вероятно имея в виду вовсе не нефрит, что все эти собрания – пустая трата времени и ей давно пора на встречу с клиентом. Крик Влады был ее щитом, доспехами, крепостной стеной, и девочка чувствовала, что, пока она кричит, ничего худшего не случится.
Наконец, ползая по полу, участники летучки собрали все зеленые бусины в прозрачный мешок, Влада была умыта, обута и укутана, и Алиса, на лице которой временно закрепилось выражение непримиримой ненависти, попрощалась, ни на кого не глядя. Перед уходом Влада впервые улыбнулась, и вдруг обнаружилось, что она может быть милым обаятельным ребенком, не хуже своей единокровной сестры.
– Дети меня демотивируют, – произнес Антон, который выглядел удрученным. – Легче мешки ворочать.
Где-то я уже слышал про эти мешки.
Дом обиженно молчал. В батареях притих кипяток, замерли и не шевелились ветки за окном. Мир отказывался вдохновлять меня на описание топа Эквилибр как группового тренажера.