Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– О горе мое, – вздохнула Аида Михайловна и,открыв сумку, покопалась в ней, достала пару толстых носков. – Ну-ка, снимай валенки и надевай.

– Аидочка, клянусь тебе, ногам тепло.

– Не спорь со мной, Вольф, ты же знаешь, что это бессмысленно. Снимай валенки. – Она встала на колени в проходе между сиденьями, сама стащила валенки с ног Мессинга, проворно натянула толстые вязаные носки, потом надела валенки и вернулась на сиденье. Шумно вздохнула. Все пассажиры молча, с улыбками наблюдали за этой процедурой.

– Ты меня позоришь перед коллегами, – прошипел Мессинг.

В ответ на это Аида Михайловна только улыбнулась и лукаво покосилась на Мессинга.

...Автобус вкатил на главную улицу большого районного центра. В окнах одно– и двухэтажных бревенчатых домов тепло светились желтые огни. Автобус подкатил к дому культуры – тоже бревенчатому, только трехэтажному зданию с деревянными колоннами из вековых кедров по фронтону. Здесь окна были освещены лишь на первом этаже.

Бригада стала выгружаться из машины, артисты разминали затекшие ноги, притоптывали на твердом снегу.

– Однако, доложу вам, морозец без шуток!

– Братцы, а сдается мне – нас тут не ждут!

– Как это не ждут? Что вы мелете? Через полчаса концерт!

– А где публика? Где зрители? Не видать никого!

И в это время из дома культуры выкатился невысокий лысый человек в лисьей шубе. Мохнатую шапку он держал в руке. Издали, спускаясь по ступенькам, он закричал:

– Ка-ак?! Вы приехали?!

– Приехали! – хором ответили артисты.

– Да я же звонил! Отменяется концерт! Я еще вчера вашему начальству звонил! Аврал у нас! Всех на лесозаготовку бросили! И мужчин, и женщин! Да мужчины-то какие? Старики да инвалиды! Пацаны-подростки! Весь совхоз топорами машет!

– Да темно уже – куда в темноте-то махать? – спросил басом Дормидонт Павлович.

– Дак костры запалили по всем делянкам! А что сделаешь? Надо! Два эшелона пустые стоят на сортировочной – дрова ждут! – Мужик подбежал к артистам и встал в растерянности, дыша паром. Потом натянул шапку на лысую голову и спросил: – Голодные небось? Пойдемте, покормлю вас... у меня все приготовлено.

– Я ж говорил, сперва еда! – захохотал Дормидонт Павлович. – Ай как славно-о!

– Когда вы звонили? – свирепо спросил мужичка Осип Ефремович.

– Вчерась... Утром звонил и вечером. Предупреждал.

– Мне вы не звонили! Я с вами не разговаривал! – решительно заявил администратор.

– У нас тут военные понаехали. НКВД! Директора за грудки давай трясти! Давай, говорят, дрова, а то ты у нас десять лет в лагере махать топором будешь! Ну и стали сгонять всех – мобилизация! Трудовой фронт! – лысый вздохнул, оглядел артистов. – Ну чего, будете ужинать-то? Все приготовлено...

– Дай я тебя расцалую... – Дормидонт Павлович обнял его, похлопал по спине, расцеловал в обе щеки. – Постой, а ты кто? Директор совхоза?

– Не, я директор клуба. Директор совхоза в лесу, с народом! И все НКВД там...

– Тоже работают? – спросил Артем Виноградов.

– Присматривают... – дипломатично ответил директор клуба. – Ну пошли, что ли, товарищи?

И все затопали к дверям клуба, весело переговариваясь.

– Нас не ждали, а ужин приготовили? – ехидно спросил Осип Ефремович.

– Да сердце чуяло, что приедете, – оправдывался директор клуба. – Говорил с какой-то секретаршей, а поди знай, передала или не передала? Ну вы-то, думаю, не против ужина?

– Не против! Мы не против! – отозвались сразу несколько голосов. – Очень даже не против!

Застолье было в самом разгаре. Все хором пели, а Осип Ефремович дирижировал руками, стоя у стола, и орал громче всех :

Кипучая! Могучая!
Никем не победимая!
Москва моя! Страна моя!
Ты самая любимая!

И все разом стали хлопать, загалдели, перебивая друг друга:

– Ах как замечательно, друзья мои! Душа поет! – пропела Раиса Андреевна. – Хочется жить и работать!

– Работайте, Раиса Андреевна, работайте! Кто вам запрещает?!

– Дормидонт, огурчик подай! И хлебца! Выпьем, братцы, выпьем тут, на том свете не дадут!

– Правильно товарищ Сталин сказал: “Будет и на нашей улице праздник!” Будет обязательно!

– А ну дайте мне! – рыкнул Дормидонт Павлович, поднимаясь из-за стола. – Дайте спеть – душа горит! Артем, подыграй!

– Дормидонт, давай! Рвани от души!

– Опять он свою “дубину” затянет, надоел, ей-богу!

– Пусть споет, жалко тебе, что ли?

Артем Виноградов взял аккордеон, растянул меха, пробежал пальцами по клавишам, и за столом все стихли.

Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас грозно гнетут,
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут...

– мощно пел Дормидонт Павлович, и дальше подхватил весь стол:

Но мы поднимем гордо и смело,
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов,
За лучший мир, за святую свободу!