Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

– А ты чего не поешь? – шепотом на ухо спросила Мессинга Аида Михайловна и улыбнулась.

– А я слов не знаю... – так же шепотом ответил Мессинг.

За окном послышался шум мотора, потом донеслось ржание лошадей, разные голоса, но сидевшие за столом не обратили на это внимания, все продолжали с воодушевлением петь.

А Дормидонт, войдя в раж, подмигнул Виноградову, и тот, прекратив играть мелодию “Варшавянки”, вдруг перешел совсем на другую. И голос Дормидонта набрал новую силу:

Ревела буря, гром гремел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно дождь шумел,
И буря в дебрях бушевала-а-а...

И вдруг за тонкой дощатой стеной раздался топот. Кто-то шел по коридору в тяжелых сапогах, громко бухал по доскам. Дверь распахнулась, и на пороге возник высокий широкоплечий военный в расстегнутом полушубке, на котором блестели и таяли снежинки. Под полушубком виднелась гимнастерка с красными углами петлиц, и на каждой петлице три эмалевые “шпалы”.

Дормидонт Павлович осекся и, открыв рот, воззрился на подполковника НКВД.

– Гуляем, товарищи артисты? – простуженным сипловатым голосом спросил подполковник. – А народ собрался... Ждет концерт!

– Как, простите? – встрепенулся Осип Ефремович и бросился к подполковнику. – Нам сказали, что отменяется! Все на лесоповале! А мы с дороги, понимаете ли, голодные и холодные – вот предложили поужинать...

– Поужинали? – усмехнулся подполковник.

– Да, конечно, огромное спасибо хозяину...

– Тогда за работу, товарищи. Люди многие с лесоповала пешком пришли – так на концерт хотелось попасть. Едва ноги таскают, а пришли... А им на рассвете обратно на делянки, лес валить...

Артисты торопливо вставали из-за стола, гремя отодвигаемыми стульями...

Зал оказал набит битком. Все зрители в телогрейках и полушубках, другой публики здесь просто не случилось. Они стояли в дверях и даже сидели на полу, в проходах между кресел, на исхудалых, задубевших от мороза и сибирского солнца лицах блестели искрящиеся интересом живые глаза.

Артем Виноградов, сидя на табурете посреди сцены и держа на коленях аккордеон, играл “Полет шмеля”. Он очень старался, и его пальцы так и летали по клавишам аккордеона, сверкающего перламутровыми накладками и золотыми уголками мехов.

Мелодия кончилась. Виноградов сдвинул меха аккордеона, встал и поклонился. Раздались жидкие аплодисменты.

На сцену вышел Осип Ефремович и жестом попросил Виноградова поклониться еще раз, а зрителей – усерднее поаплодировать. Вдруг мужской голос из середины зала громко спросил:

– А Мессинг здесь?

– Простите, что вы спросили, товарищ? – Осип Ефремович подошел к краю сцены.

– Спрашиваю, товарищ Мессинг здесь?

– Здесь, здесь! – закивал Осип Ефремович. – Скоро подойдет его очередь! Следущим номером нашей программы...

– Мессинга давай! А потом пущай остальные!

– Правильно! Давай Мессинга! Музыку потом послушаем! У нас важный вопрос к Мессингу имеется! – раздавались в разных местах зала голоса. – Давай Мессинга!

– Хорошо, товарищи, хорошо! Пусть будет по-вашему! – поклонился Осип Ефремович и, набрав в грудь воздуха, громогласно объявил: – Артист оригинального жанра, телепат и гипнотизер Вольф Мессинг!

И на сцену вышел Вольф Мессинг, остановился рядом с Осипом Ефремовичем, пригладил волосы. Следом за ним на сцене показалась Аида Михайловна. Она была в вечернем, черном с блестками платье и лакированных черных туфельках. Аида Михайловна прошла вперед и проговорила:

– Прошу вас, уважаемые товарищи! Приготовьте ваши вопросы к товарищу Мессингу! Подумайте над заданиями, которые должен будет выполнить Вольф Григорьевич.

– А мы уже придумали, – в зале поднялся кряжистый мужик преклонного возраста в медвежьей шубе. – Тут и думать не о чем. Все об одном и том же думаем... Когда война кончится, товарищ Мессинг?

В зале воцарилась тишина. Сотни глаз напряженно уставились на прорицателя. И взгляды офицеров НКВД, занимавших весь передний ряд, также были прикованы к Мессингу.

Аида Михайловна с улыбкой повернулась к нему:

– Пожалуйста, Вольф Григорьевич, отвечайте зрителям.

У подполковника НКВД сделалось напряженное выражение лица и резче обозначились морщины на жестком лице.

– Не дай Бог этот еврей что-нибудь не то вякнет... – пробормотал он.

Сидевший рядом офицер услышал, наклонился и спросил шепотом:

– Может, запретить?

– Да сиди ты!..

Мессинг подошел к краю сцены и прикрыл веки... вытянул вперед руки, пальцы слегка подрагивали...

...Перед глазами космическая мгла, бесконечная, леденящая... безмолвные планеты вращаются в бесконечном пространстве космической бездны... И вот выплывает сине-зеленая, окутанная клочьями облаков Земля... Она стремительно приближается... она окутана дымом и туманом... Сквозь этот дым едва заметна бледная зеленая Луна...

Лицо Мессинга было напряжено, веки вздрагивали... пальцы вытянутых рук тоже дрожали. И зазвучал голос, чужой, неузнаваемый, словно доходящий из космической глубины... Он говорил о том, что видел... и Мессинг видел...