Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

А Сталина захоронили совсем неподалеку, рядом с Мавзолеем, и поставили гранитный бюст на длинном постаменте... в ряду других вождей, калибром помельче, чем великий Ленин...

* * *

Вольф Григорьевич прошел по коридору мимо многочисленных дверей с табличками, спустился на первый этаж и, миновав просторный холл, оказался в пустом буфете. Только у окна за столиком сидела девушка в черном облегающем свитере и короткой юбчонке. Она курила, глядя в темное окно, на вечернюю улицу, и перед ней стояли бокал с красным вином и пепельница. Мессинг прошел мимо нее, остановился у прилавка, негромко поздоровался. Буфетчица, полногрудая, сорокалетняя, с травленными хной длинными волосами, собранными на затылке в некое подобие лошадиного хвоста, приветливо спросила:

– Вам кофе, Вольф Григорьевич?

Мессинг кивнул.

– Сейчас сделаю. А что Аиды Михайловны давно не видно?

– Болеет...

– Ах, боже мой, привет ей передавайте, пусть выздоравливает, – затараторила буфетчица, насыпая в чашку растворимый кофе и сахар и наливая кипятку.

– Она постарается... – Мессинг отвечал почти машинально, думая о чем-то своем.

– Привет ей передавайте. – Буфетчица протянула чашку Мессингу.

– Непременно. – Мессинг забрал кофе, повернулся и посмотрел, за какой столик сесть, и почему-то подошел к тому, за которым сидела девушка.

– Простите, к вам можно присесть?

– Конечно, Вольф Григорьевич, садитесь... – Девушка шмыгнула носом, поспешно отерла глаза.

– Вы вот меня знаете, а я вас не очень что-то... уж простите великодушно. Как вас зовут?

– Вас все знают – вы человек знаменитый, – слабо улыбнулась девушка. – А зовут меня Викой.

– Виктория, значит. Прекрасное имя. Победительница.... – Мессинг отпил глоток кофе и спросил: – У вас неприятности? Я даже догадываюсь, какие...

– Мне уже говорили, что с вами опасно разговаривать, – усмехнулась Виктория. – Вы сразу все знаете, и от вас ничего не скроешь.

– Ерунда... Я про себя-то ничего не знаю, а уж про других... – И он махнул рукой. – Ну посудите сами. Позднее время, пустой буфет, сидит в одиночестве красивая девушка и пьет вино – наверное, не от большой радости, не так ли? Значит, неприятности. Как видите, все просто, и никаких чудес.

– Я бы вам поверила, если бы не побывала на ваших психологических опытах.

– Неужели бывали?

– Несколько раз. – Девушка отпила глоток вина, затянулась сигаретой и, заметив, как недоверчиво посмотрел на нее Мессинг, прижала руку к сердцу. – Нет, правда, Вольф Григорьевич, и мне было страшно интересно. Скажите, ну а честно: как вы понимаете, о чем человек в эту минуту думает?

Мессинг долго смотрел ей в глаза, отхлебывая кофе, потом медленно сказал:

– Понимаете, Виктория... Витюша Подольский – человек прекрасный, но...

– А почему вы о нем заговорили? – выпрямилась и нахмурилась Виктория.

– Потому что вы все время о нем думаете и отчаиваетесь. Разве не так?

Она закурила новую сигарету, допила вино, оставила бокал и наконец сказала:

– Ну, пусть так... Ну и что?

– Да ничего... – пожал плечами Мессинг. – Сказал, что увидел.

– Скажите, Вольф Григорьевич... а он... любит меня? – с тревогой спросила Виктория.

– К сожалению, Виктрия, он больше всего любит свои страдания... это понять можно. Когда его посадили?

– В тридцать девятом, кажется...

– Почти восемнадцать лет лагерей – это... честно говоря, я даже не могу себе представить, что это такое...

– Говорят, он был очень талантливый... Ему было всего двадцать три, а слава уже гремела на весь Союз... – с жаром заговорила Виктория. – Его все обожали, поклонницы на гастролях у гостиниц ночевали... Я фотографии тех лет видела – он такой красивый, такой... одухотворенный...

– Ну, вот видите? Ушел юным красавцем... одухотворенным, а вернулся...

– А он сейчас еще красивее! – вспыльчиво возразила Виктория. – А то, что он злой на всех, – так разве это непонятно? Вы бы посидели с его... да ни за что... Представляете? Семнадцать лет просидеть ни за что... – голос Виктории дрогнул, в глазах заблестели слезы.

– Нет... не представляю... не могу представить, – серьезно ответил Мессинг и покачал головой. – Хочу и не могу... страшно становится... честное слово, Виктория... страшно...

– Ну вот, а вы говорите, он такой озлобленный. Но это правда, что он стал много пить, и пьяный всегда старается обидеть меня побольнее... – с упреком проговорила Виктория. – Да я все от него вынесу, любые обиды, лишь бы он... любил меня...

И тут в буфете появился Витюша Подольский. Он был сильно навеселе, в углу рта закушена папироса. Его мутный осоловевший взгляд с трудом сфокусировался на сидящих вдалеке Виктории и Мессинге. Подольский остановился и долго пялился на них, потом нетвердой походкой направился к буфетчице.

Мессинг и Виктория сидели к буфету спиной и не видели Подольского. Они смотрели друг на друга, и Виктория тихо спрашивала, волнуясь и едва сдерживая слезы:

– Я много раз хотела спросить вас, но боялась... Всегда считала себя сильной и уверенной, считала, что добьюсь всего, чего хочу. Но, кажется, силы мои кончились...