Волга. История главной реки России

Конечно, воплощение в реках мужского и женского начала не уникально для Волги: например, Дунай и Янцзы тоже считаются «реками-матерями», в то время как Темза и Миссисипи воспринимаются как мужчины («Старик Темза» и просто «Старик»). В России Дон иногда называют Доном Ивановичем – возможно, потому что он вытекает из озера Иван[723], однако придание реке отчества свидетельствует и о ее важности для России. «Волга-матушка» ассоциируется с «Русью-матушкой», и река часто служит полным синонимом этого термина, так что река оказывается неотличимой от всей страны[724]. Риторическая характеристика «Русь-матушка», «Родина-мать» использовалась и в имперской России, и в Советском Союзе для сплочения нации вокруг врага, «чужака», и это, в свою очередь, закрепляло особый статус Волги как воплощения национальных особенностей русской нации.

Как мы видели в главе 4, река ассоциировалась с пиратством и народными восстаниями XVII–XVIII веков. Волга фигурирует во множестве народных песен и стихотворений о восстаниях Разина и Пугачева. В этом случае Волга предстает как река свободы, которая скорее противостоит государству, чем служит ему опорой; река защищает тех, кто выступил против власти. В недавнем исследовании священных рек России указывалось (хотя и без каких-либо этимологических доказательств), что слово «Волга» может быть связано с русским словом «воля», то есть свобода[725].

Во второй половине XIX века, однако, Волга приобрела в литературе не столь положительные характеристики. По мере того как интеллектуалы стали все громче обличать царский режим, который считали угнетающим, искусство начало все чаще изображать страдания простых людей. Это хорошо иллюстрирует стихотворение Некрасова «На Волге», открывающее нашу главу. Тема угнетения повторяется в его стихотворении 1858 года «Размышления у парадного подъезда», в котором страдания бурлаков на Волге помещены в более широкий контекст угнетения крестьян и простых людей во всей Российской империи. Стихотворение начинается с того, как швейцар захлопывает дверь перед лицом «оборванной черни», и далее описываются страдания «деревенских русских людей», крестьян, живущих, в частности, и на Волге:

Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой!..
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля…[726]

Писатель Максим Горький вырос в Нижнем Новгороде и в юности перебивался случайной низкооплачиваемой работой на берегах Волги и в приволжских городах. Хотя в его рассказах река редко называется по имени, совершенно очевидно, что различные сценки, описываемые им, происходят именно на Волге. Для Горького река меланхолична, что отражает бедствия и трудности, которые испытывали многие нищие и отчаявшиеся представители русского общества. В рассказе «Ледоход» действие происходит в 1880-е годы. Описывается таяние льда на реке: «Томительной скукой веет от реки: пустынная, прикрытая ноздреватой коростой, она лежит безотрадно прямою дорогой во мглистую область, откуда уныло и лениво дышит сырой, холодный ветер»[727].

В рассказе «Однажды осенью» река «чувствовала близость зимы и в страхе бежала куда-то от оков льда, которые мог в эту же ночь набросить на нее северный ветер», в то время как «опрокинутый челн с проломленным дном и ограбленные холодным ветром деревья, жалкие и старые… Все кругом разрушено, бесплодно и мертво, а небо точит неиссякаемые слезы. Пустынно и мрачно было вокруг – казалось, все умирает, скоро останусь в живых я один, и меня тоже ждет холодная смерть»[728].