Евгений Чириков, представитель социально-критического реализма, знакомый Горького, родился в Казани, жил и работал в конце XIX века во многих поволжских городах, в том числе в Самаре, а в 1921 году эмигрировал. Волга играет важную роль в его романе «Марька из Ям» – частично благодаря своей красоте, а частично как разрушительная стихия, вызвавшая смерть отца Марьки и обрекшая ее на печальную судьбу (мать Марьки покончила жизнь самоубийством, бросившись в реку после того, как узнала о неверности мужа). Первый абзац книги описывает чудовищное состояние жилищ в оврагах у реки, которое Чириков сравнивает с богатством верхнего города: «жалкие домики, лачужки и чуланы, маленькие, грязные и мокрые, напоминавшие издали незамысловатые постройки первобытного человека»[729]
. Жители города называют домишки в овраге «ямами», а людей, которые жили в «ямах», – «мартышками». В полуавтобиографической книге «Отчий дом» Чириков, рассказывая об ужасах голода 1892 года, саркастически называет реку «матушкой-Волгой»: «И вот всколыхнулась и матушка-Волга, и все Приволжье от бродячего голодного люда: из деревень и сел по городам и городкам стали, как тараканы, расползаться»[730].Эволюция изображения Волги в живописи во многом была параллельна эволюции реки в литературе. Первая серьезная попытка живописного представления реки произошла по инициативе правительства, как в свое время визит Екатерины II в города на Волге вызвал к жизни оды второй половины XVIII века. В 1838 году Николай I отправил братьев Никанора и Григория Чернецовых, известных пейзажистов, по Волге из Рыбинска в Астрахань, повелев изображать речные ландшафты (как Морское министерство впоследствии отправило Островского и других писателей в литературную командировку вниз по Волге в 1855–1856 годах). Их деятельность привела к созданию огромной панорамы метров в шестьсот длиной. Она выставлялась в Санкт-Петербурге в зале, напоминавшем каюту парохода; при этом издавались особые звуки для «полного погружения» в атмосферу речного путешествия[731]
. К сожалению, панорама не сохранилась, но наброски показывают, что лучше всего художникам удавались виды Верхней Волги, где они писали города и монастыри по берегам рек.Нижняя Волга, однако, оказалась слишком крепким орешком для Чернецовых, поскольку они не смогли понять, как живописным образом изобразить пейзаж, который казался им, очевидно, слишком пустынным и неинтересным (точно так же, как с описанием русских пейзажей испытывали сложности поэты-романтики). Для них степь на восточном берегу Нижней Волги была совершенно пустой: «Ни деревца, ни кустика; сплошная полынь»[732]
. Они взбирались на Жигулевские горы, вздымающиеся над рекой к северу[733] от Самары, в поисках подходящей натуры. Наконец они остановились в деревне Моркваш[734], откуда открывался «замечательно живописный» вид на долину, холмы и реку. Эти холмы можно было изобразить в романтическом стиле – с утесами странной формы и тому подобными затеями, так что результат весьма напоминал современные им романтические картины итальянских и греческих руин, которые братья тоже писали[735].Русские художники позже, чем поэты и писатели, сполна оценили великолепие Волги. В начале XIX века русские пейзажисты специализировались на изображении ландшафтов, напоминавших европейские. Большая часть картин изображала жизнь в идеализированной сельской местности, где не было места такой широкой реке, как Волга. На этих картинах Волга служит лишь фоном для (идеализированных) трудов (главным образом) крепостных в поместьях Верхневолжского региона. Здесь преобладали широколиственные леса, и пасторальные сцены на картинах напоминали пасторальные сцены из других частей Европы. Например, художник Алексей Венецианов изображал жанровые сельские сценки с натуры: каждое лето с 1819 года он проводил в своем имении в Тверской губернии. Его картина «На пашне. Весна», созданная в 1830-е годы, показывает счастливых крестьян, работающих на фоне идиллической природы[736]
. Как сухо заметил один автор, «венециановские крестьяне всегда хорошо одеты и сыты, солнце всегда светит ярко, а урожай изобилен»[737]. Подобные сентиментальные полотна активно поддерживались и царями, и Императорской Академией художеств. В 1822 году Александр I купил за 1000 рублей картину Венецианова «Очищение свеклы»; «Гумно» – картину, действие которой происходит в Тверской губернии, – Эрмитаж приобрел за 3000 рублей[738]. В то же время провинциальные художники, в том числе жители Углича и Ярославля на Верхней Волге, рисовали традиционные портреты представителей местного дворянства, чиновников и купцов[739].