Как мы уже выяснили, поволжские города имели исключительно сложный этнический и религиозный состав населения. Во время войны татары-мусульмане и немецкие колонисты в городах и селах воспринимались властями как потенциальный источник нестабильности. Правительство сомневалось в лояльности нерусских призывников, в особенности остерегаясь измены со стороны немецких колонистов и нежелания татар воевать с Турцией. При этом страхи по большей части были беспочвенными, хотя немецких колонистов (из которых в армию было призвано около 40 тысяч) в основном отправляли на Кавказский фронт. Татары сражались офицерами и простыми солдатами и жаловались главным образом на то, что из-за плохого знания русского их не торопятся производить в следующие звания. Муллы-патриоты молились за победу, а городские татары делали пожертвования на военные нужды.[841]
Большинство татар в поволжских городах куда больше переживали из-за дефицита продуктов, чем из-за антитурецкой политики российского правительства.Но все это не могло умерить подозрительности властей. В Казани поместили под надзор «нежелательных лиц», в том числе немцев (как колонистов, так и городских жителей), татар и беженцев-евреев. В 1915 году полиция докладывала о «враждебном отношении» населения Самары и Саратова к немцам, которое усугублялось предполагаемыми прогерманскими настроениями непопулярной императрицы Александры Федоровны – немецкой принцессы из Гессена. В Самаре и Саратове на немцев, внешне поддерживавших войну, поступали анонимные доносы. Полиция в расследовании предполагаемой измены доходила до абсурда: в немецкой колонии Сарепте возбудили следствие по поводу того, что один из колонистов якобы сказал: «Дурак наш царь»[842]
. На железнодорожной станции в Нижегородской губернии арестовали одного немца, якобы выражавшего «враждебные» чувства к русским. В феврале 1915 года сообщалось о 13-летнем мальчике, проявившем неуважение к царю во время катания на лыжах с приятелем в Камышине (город на Волге в 190 км к северу от Царицына): он якобы сказал, что царь не заботится о бедных, после чего добавил: «К черту богачей!»[843][844]Немцы, поселившиеся на Волге и строившие там жизнь и карьеру, столкнулись с тем, что полиция разрушает их жизнь. В Ярославле полиция депортировала немецкого профессора, который протестовал, указывая, что спокойно живет в городе на протяжении уже пяти лет[845]
. Некоторых немцев в поволжских городах ограбили, а кое-кого даже арестовали за шпионаж. Ситуацию усугубляло наличие в нескольких поволжских городах немецких военнопленных. В 1916 году в Астрахани находилось 23 000 немцев – главным образом военнопленных[846]. В канун Февральской революции Николай II расширил права государства экспроприировать земли немцев – с территорий на западной границе на все земли немецкого населения Российской империи. Это привело бы к конфискации земли немецких колонистов на Волге, если бы в феврале 1917 года не сменился режим[847].В Саратове мусульманин по имени Саттар Манафов был арестован и обвинен (среди прочего) в том, что носил фрукты из своей лавки больному турецкому офицеру, а также, что более серьезно, в том, что помогал турецким пленным бежать в Сибирь. Манафов был арестован и заключен в тюрьму, но освобожден по суду[848]
. Чрезмерно суровые действия властей по отношению к нерусскому населению на Волге доказывали их нервозность касательно настроений в обществе.В 1917 году нехватка еды и общее ощущение того, что война никогда не закончится, сделали ситуацию в России очень напряженной. После серии массовых забастовок и мятежей в армейских частях в Петрограде (Санкт-Петербург в 1914 году был переименован в Петроград с целью избавиться от звучащего по-немецки названия) царь Николай II в марте 1917 года отрекся от престола. Отречение было с энтузиазмом встречено большей частью населения: в письме Александра Маркова члену Симбирской архивной комиссии (то есть вовсе не рабочему, а представителю царской администрации) говорилось: «Не имея возможности сейчас послать телеграмму, спешу, хотя бы письмом, поздравить Вас, дорогой Петр Александрович, с торжеством революции и с новой свободной Россией!»[849]
В университетской Казани студенты с энтузиазмом принимали участие в демонстрациях вместе с рабочими: «В то время Казань была городом демонстраций, одна сменяла другую. Играли оркестры. Пели «Марсельезу». Красные полотнища пламенели на солнце»[850]
. В Нижнем Новгороде отречение царя вышли праздновать 20 тысяч человек, из тюрьмы выпустили заключенных[851]. В Саратове тоже проходили и демонстрации, и коллективное пение «Марсельезы», и освобождение узников[852].