Волгари

Правда, тут у Лигарида опять неувязка вышла. 14 сентября 1652 года при посвящении в митрополиты хитрый патриарх Паисий заставил Лигарида совершить обряд отречения от Латинской церкви. Трижды бросал Лигарид под ноги изображение, на котором был представлен город, стоящий на семи холмах с парящим над ним двуглавым орлом. Посвящение происходило в храме Гроба Господня, и присутствовавшие здесь латиняне были шокированы поступком человека, до сих пор получавшего пенсион от Папы Римского.

Папский викарий, находившийся в Иерусалиме, объявил новому газскому митрополиту, что прекращает выплачивать ему пенсион, и Паисий Лигарид вынужден был доказывать, что клятва, данная схизматикам, абсолютно ничего не означает, тем более что сам он, производя обряд с метанием изображения, менее всего думал о Риме, для него этот обряд знаменует лишь выражение ничтожности всего мирского, изображаемого Римом... Если бы объяснение происходило наедине, цель Паисия Лигарида, несомненно, была бы достигнута, но викарий был слишком глуп или же чрезвычайно хитёр, и объясняться пришлось при свидетелях. Очень скоро объяснение это стало известно и патриарху Паисию.

Лигариду пришлось покинуть свою митрополию. Последние годы он жил в Валахии, участвовал там в дворцовых заговорах и писал, отрабатывая папский пенсион, объёмистое историческое сочинение о иерусалимских патриархах.

Здесь, в Валахии, и добился Лигарид, действуя сразу через своего духовного отца и через однокашника, приглашения в Россию от патриарха Никона. Впрочем, сразу не поехал. То ли ждал, пока стихнет скандал, связанный с тем, что патриарх Паисий отлучил его от митрополии и проклял... То ли спешил завершить свой труд о иерусалимских патриархах... Тем не менее ждал чего-то Лигарид, не ехал в Россию. Приехал только сейчас, когда окончательно стало ясно, что Никону больше уже не вернуться на патриарший престол. Приехал сюда с грамотой от нового Константинопольского патриарха Парфения IV, в которой было написано, что он — митрополит газского Предтечева монастыря.

О похождениях своего однокашника в Иерусалиме слышал Арсен от приезжих греков и, конечно, никак не рассчитывал увидеть Панталеона в Москве. Московитов, разумеется, не трудно за нос водить, но о Лигариде слишком уж много всего известно было, очень уж он весь на виду был. Не так ведь много людей в православном мире, которые дважды двумя патриархами прокляты. Опять-таки понятно было, что не московским святыням приехал поклониться Панталеон. Слишком занятой человек он для таких пустяков был.

Чем больше думал Арсен о Лигариде, тем сильнее поговорить с ним хотелось. Но строго, как и подобает настоящему митрополиту, Панталеон в Москве держался. Подходил к нему в церкви Арсен благословиться. Благословение Панталеон дал, а узнавать не стал. Тут же и отвернулся к другому монаху. Надо придумывать было что-нибудь... Нужно поговорить с Панталеоном.

Выход скоро сыскался. Иеродиакон Григорий как-то сказал, что был недавно в Воскресенском монастыре и святейший Никон обмолвился, дескать, не худо бы спросить у Лигаридия, собирается ли тот к святейшему патриарху явиться, который и приглашал его, или тут, в Москве, пороги околачивать будет.

Как бы между делом иеродиакон сказал это, а сам хитро так на Арсена посмотрел. И вздохнул тяжело. Как-никак двести рублей жалованья Арсен Грек на печатном дворе получал. И кого благодарить должен? Кто его к такому месту из темниц соловецких вознёс?

— Ежели кир Никон меня, недостойного, благословит, мог бы и я сбродить к владыке Паисию... — потупясь, как подобает монаху, ответил Арсен. — Пораспрошаю, колико могчимость будет.

— А сброди, сброди, братец... — сказал иеродиакон. — Благословение святейший велел передать тебе на словах. Благословил он, каб ты грамотку ему снёс и вообще пощупал бы маленько Лигаридия-то, кто таков будет...

— Исполню... — целуя грамоту патриарха, пообещал Арсен. — Всё в точности исполню, как наказано.

Странная встреча вышла. Многое знал Арсен о Лигариде. Не знал только, что знает о нём сам Панталеон. Не знал и Лигарид, теперь сразу узнавший Арсена, что знает о нём Арсен. Впрочем, и о том, что знали друг о друге, и о том, чего не знали, не разговаривали они. О пустяках говорили: о нестроении Русской Церкви, о Москве, о войне с Польшей, о нищете, о необразованности русской.

Панталеон о приёме у государя рассказал. Модель Гроба Господня преподнёс он русскому царю, иорданскую воду, свечи иерусалимские, а царь только серебряный кубок подарил да сорок соболей. А деньгами всего тридцать рублей...

Сочувственно покивал Арсен. За такими подарками и ног ломать не надо было ездить. Больше в дороге потратишься...

Пригорюнился и Панталеон.

Пожаловался, что думал здесь маленько милостыни пособирать для своей бедствующей под турками митрополии, но никого не знает в Москве, куда сунуться...

— К государю надо... — сказал Арсен. — Государь за православных стеной стоит. Может, сжалится над страданиями митрополии твоей.