Воля дракона. Современная фантастика Польши

Глубокий вдох. Выдох. И вдох. Руссту вошел в темноту меж деревьями, пахнущую влажной зеленью.

Было тяжелее, чем он ожидал. Триста метров на грани паники. Растения не любили его, пытались преградить ему путь. Повсюду было движение, пульсации, sina-мгла липла к его лицу противным жужжанием и прикосновениями. И всякими сомнениями.

А что, если узел будет закрыт? Или среды обитания Брайет уже не существует и Руссту окажется в уже не существующем цифранже?

Святовит?

Его затрясло, когда он увидел, как из дупла выглянула белка, грызущая человеческий палец. Он хотел было показать ей свой средний, но испугался. Не знал, насколько она шустра.

Последние сто метров прошел как пьяный, то и дело спотыкаясь в мокрой, зыбкой траве. Паранойя: ветки, несомые бурей, словно нарочно целили в него, будто хотели ударить. Когда одна из ветвей оцарапала ему лоб и ломбина передала сообщение о ране (и неожиданно сообщила о решении не лечить), Руссту всё понял.

Паранойя?

Он должен был раньше проверить это. Руссту попытался вспомнить активные фильтры. Даже застонал. Ну все же.

Внеарконский режим персоналей не позволял проверку, в зону действия каких фильтров он попал. В реале нет фильтров, алгоритмы не деформируют реальность, изменяя то, что видишь или чувствуешь, – согласно логике определенной фильтрующей накладки. В реале – нет. Но здесь Аркона.

Руссту пытался собраться с мыслями. Вонючий туман, ползущий под ногами, сеял Хоррор. Руссту надеялся, что больше ничего не произойдет. Уже сам Ужас был смертельно опасен, раз уж ломбина, вместо того чтобы лечить того, кто в ней находится, наносит ему раны, которые чувствовал находящийся в Арконе аватар его хозяина.

Дурдом!

Руссту дошел до конца парка. Он стоял в начале тупикового переулка между двумя лабораториями. Тупик кончался стеной, в которой он увидел дверь. Это дверь к узлу Брайет, видимая только ею. И теми, кого она пригласила.

«Плохое это время, – думал Руссту, когда под тенью шел к двери. – Плохо то время, когда единственный выход – самая простецкая защита».

Руссту знал, что в нормальных условиях использование узла раздражало бы Брайет. Для нее это было бы так же вульгарно, как приготовление еды с помощью хирургических инструментов.

Руссту ее не хватало. Впрочем, славатаров тоже. Мудрого спокойствия Ворона или подсознательного чутья присутствия Злого Мишки. Руссту тронул пальцем царапину на лбу. Теперь ему не хватало даже Плачущего Лиса, которого Руссту, как и все язычники, немного опасался.

Еще пять метров – и он увидит, работает ли узел.

– Хм… – сказал кто-то за его спиной.

Бабик замер.

– Эй, приятель, – сказал незнакомец.

Сердце билось все быстрее, но Руссту не спешил обернуться.

Здесь, в начале улицы, их было двое. Один – пониже, в темном мундире, руки держал в карманах брюк. Тот, что повыше – огромный, в латах и оригинальных доспехах, – был вооружен бердышом с древком выше Руссту Бабика. На большой груди сверкал огромный, мокрый от дождя бордовый крест, маленькая головка его была непокрытой. За их спиной горела Аркона.

– Парашютисты, – сказал Руссту.

– Да, – кивнул тот, что пониже.

– Гладиаторы.

– Угу, – подтвердил низкий, а кружившийся вверху самолет врезался в западный храм и взорвался.

Руссту осторожно потянулся к интрофейсу. Отчаянно поискал в себе зверя.

Не нашел. В цифровой среде Арконы биотрансформация в зверя невозможна.

Биотрансформация – один из видов непосредственного проявления особенностей – например Святовита – на клеточном уровне, в рамках одного из ее носителей. В реале превращение в зверя основано на расчетах, сделанных особенностью в биоперативной клеточной памяти трансформируемого: человек обращается к бытию, которое он носит в себе, и отдается ему, превращая определенные части тела в нужный культурный (и алгоритмический) образ и подобие.

В большей или меньшей степени трансформируются носители всех особенностей. Язычники – в более благородные формы, идущие от волков и диких животных. Тела воинов Кибуки высыхают и твердеют, а люди, изображенные Супер Божественным Диего, могут в определенных ситуациях значительно приблизиться к образу короля любовников или одной из его избранниц. И хотя сутью биотрансформации по-прежнему остается сравнительно высокая видимость изменений (не нарушающая целостности трансформируемого человека), но на Земле отвергли в их контексте вхождение человека на последнюю прямую к бессмертию. Впрочем, может, и правильно.

Однако в виртуальной реальности Арконы трансформации невозможны. Эмулирование животного, зверя, являющегося прямым воплощением Святовита, в его приверженца, было бы не чем иным, как его жалкой заменой, цифровой пустышкой. Святовит, согласившись на существование таких кукол, унизил бы себя. И потратил бы огромный объем биооперативной памяти Белоголового Орла. Люди в Арконе не превращаются в зверей. Вот так.

Вот почему Руссту знал, что умрет. И что заслужил это. Вообще-то все язычники заслужили это. За то, что сделали с гладиаторами.

Эти двое быстро приближались. Крестоносец в латах поднял бердыш, низкий исчез где-то у него за спиной.

Святовит?