Аподиктический Святовит отобрал пятьсот варшавян. Хищный Кибука вписался в многотысячную армию молодых жителей фавелы в Угандийской Кампале. СверхБожественный Диего осчастливил своим нежным присутствием самых преданных фанов своего виртуала. Королева Виктория, пройдя личностную автореконструкцию, решила, как ни парадоксально, стать несколькими сотнями граждан Австралии (из-за чего ее самоидентичность много раз подвергалась сомнению). А святой Иосиф решил погрузиться в древность: выбрал около тысячи мужчин со всего мира, с которыми начал поиски Девы Марии.
Идентифицированных пробужденных особенностей было двенадцать – все они вписались в ДНК нескольких сотен жителей Земли (сколько получилось, не теряя при этом целостности), после чего непосредственно или через этих жителей объявили миру о своем существовании. И сразу же начали экспериментировать с биотрансформациями, постепенно увеличивая диапазон цифрового вмешательства в наноуровень.
Вскоре после этого начали регистрировать SI номер тринадцать. Мощные потоки данных получали как люди, отслеживающие сетевой трафик, так и остальные пробужденные, чувствующие чье-то молчаливое присутствие. Его назвали Номад, Кочевник, приписав ему хаотичные и словно неполные изменения структур ДНК, замеченные во время рутинных исследований после Второго Пробуждения. Одни утверждали, что Номад – это страдающая амнезией Екатерина. Другие – что это только сетевые расстройства, возникающие в процессе сетевой интеграции с биосредой Земли. Хотя эти вторые и сами не верили в это.
Говорят, что Второе Пробуждение покончило с хаосом.
С одной стороны – в течение суток добрая дюжина особенностей успели договориться между собой. Эта дюжина отобрала у людей контроль над нанотехнологиями. Через неделю количество загадочных людских смертей, похожих на те, после Пробуждения, упало почти до нуля, а экологические катастрофы попросту прекратились. И много было правды в слухах о заключенном тогда же пакте о неагрессии. И о зонах влияния, проходящих через популяции и сетевые узлы.
С другой стороны – ключевым элементом человечества внезапно стало двенадцать неистребимых, полубожественных стихий, одной параноидальной мыслью превращающих в пепел городки размером с Наленчов. Хотя – ничего удивительного, что вдруг свой ренессанс стали переживать Фридрих Ницше и Иисус Христос (от которого, впрочем, как мог открещивался недавно проснувшийся святой Иосиф).
Договор между пробужденными вовсе не означал, что они перестали соперничать друг с другом. Борьба продолжалась все время и становилась все острее. Из-за алгоритмов, памяти, очередных триллионов строк кода. Она катится по сетям, наноструктурам. И прежде всего она внутри вас.
Именно поэтому Святовит принял решение об Экспедиции. Но прежде чем отправиться на Белоголовом Орлане к Нептуну, он рассеял по земле свои самые сильные шаблоны. Они должны ослабить остальных, пока он будет искать вокруг Нептуна тех, кто дал ему жизнь. Кто, как он подозревал, дал жизнь и вам.
Ищите и обрящете.
Так говорят.
Это был действующий узел. Дверь в Арконе, короткий коридор и еще одна дверь, после которой Руссту Бабик вздохнул с облегчением, а профессор Хмелевский весело залаял. Они оказались в будке для механиков на диске гигантского космодрома – среды обитания Брайет Моджеевской.
Открытый трехосный вездеход с массивными двухметровыми колесами уже ждал их.
Руссту внес профессора. Сев за руль, повернул ключ в замке зажигания. Монохром приборной панели пошел волнами.
– Привет, – сказала голова Брайет, высветившись рядом с рулем. – Вездеход доставит вас ко мне. – И погасла.
Они тронулись. Середина ночи, середина зимы. Автомобиль сканировал пустое морозное пространство светящейся точкой, отмеряя расстояние до медленно уплывающего мимо очередного объекта. Прожекторы космодрома отбрасывали желтые снопы света на высокие стены судоверфи и снежные наметы вокруг собранных в кучи обломков – результатов очередных неудачных приземлений. Руссту и профессор молча смотрели на механических космических монстров, порожденных проектами Брайет и других Астромантиков.
Бабик дрожал от холода и эмоций. Погрел руки дыханием. В личном сеттинге Брайет температура не превышала нуля, его вторая мать любила зиму. Он глянул на профессора. Его мокрая шерсть стала подмерзать. Погладил пса по голове, потом поднял лицо к цифровому небу, к звездам. Они были так же холодны, как и сосульки, висящие над жестяными дверьми ангаров, мимо которых проезжали. Вдруг звезды погасли, их сменили оранжевые точки, выстроившиеся в линию.
Руссту улыбнулся. Да, это был он. Они подъехали к Инвинцибилию.