Воля дракона. Современная фантастика Польши

Перевела Любовь Филимонова

Анатомия чуда Анна Каньтох

0

Утром покрывало туч истончается, пропуская немного солнца: небо теперь напоминает пронизанный розовыми и золотыми жилками кусок гранита. Девушка выскальзывает из дома и босиком бежит на пляж. Темно и холодно, зима еще в своих правах, однако это не мешает – она всегда любила данную пору дня, когда целый мир начинает просыпаться для жизни. У волн свинцовый цвет, их едва задели первые лучи света, тихо, рыбаки еще не вернулись с ночной ловли, чайки спят в своих гнездах. Прекрасно, спокойно и светло, словно бы на землю спустились ангелы во всей своей славе. Немного погодя она понимает, что так и есть на самом деле. Она стала свидетелем чуда, поэтому падает на колени, прямо в гниющие водоросли, забыв о ракушках с острыми краями, которые режут кожу.

И с дрожью ждет встречи с Богом.

1

Доменик Жордан стоял, опершись о невысокую стену, окружающую Дом пилигрима, и смотрел в море. Полдень давно уже миновал, однако до сих пор стояла невыносимая жара. Пенистые волны с сухим шорохом лизали белые камни пляжа, а вода у берега имела изумрудный оттенок и была так чиста, что прекрасно виднелись усеивающие дно крохотные раковинки. Дальше, там, где волны ломались в брызгах пены, начинался пояс водорослей и вода темнела, принимала цвет освещенного солнцем граната.

Вид был замечательный, но Жордан остановился не из желания им полюбоваться. Будучи урожденным горцем, он не любил море, а четырехдневная дорога на борту «Черной чайки» открыла ему, и довольно неприятным образом, что он не создан для плавания под парусами. Он стоял у стены только по одной причине: в этом месте чувствовалось дуновение соленого ветра, несколько разбавляющего духоту июньского дня. В Окцитании также случались жаркие лета, но солнце никогда не было там настолько безжалостным, таким убийственным, как здесь. Не животворящее тепло, дающее жизнь растениям и ласкающее кожу, а только смертельная жара, превращающая русла ручьев в овраги, забитые рыхлой пылью, поджаривающая в пустыне кости неосторожных путешественников и отнимающая способность мыслить.

Слепящий свет скользил по поверхности воды, отражался от белых камней пляжа и белых стен Дома пилигрима, а потом вонзался в глаза, проникая внутрь черепа длинными шипами боли. Жордан, хотя лицо ему и заслоняли поля шляпы, все время щурился. У него было ощущение, словно он оказался внутри печи для плавки стекла, которую некогда видел в Ромадзе. Он уже снял сюртук и охотно подвернул бы рукава рубашки, но его удерживала даже не боязнь утратить элегантный вид, ибо о нем в таких обстоятельствах он готов был забыть, но мысль о своей белой коже, которой каждая минута на солнце угрожала ожогами. Чувствуя, как у него характерным образом зачесались ладони, он перебрался в ажурную тень дома, нашел плетенное из соломы кресло и уселся.

Тотчас после этого к Дому пилигрима подъехал экипаж, один из тех, которые нанимают в порту. Слуга проворно кинулся вынимать багаж и помогать высадиться высокой женщине с кожей цвета шоколада и африканскими чертами лица. Она была молода и красива, конечно, если не придерживаться фанатично европейских канонов красоты. Жордан без стеснения рассматривал ее некоторое время, пользуясь тем, что остался для новоприбывшей невидимым, а когда женщина вместе с багажом исчезла внутри дома, прикрыл глаза и попытался убедить себя, что наслаждается прохладой. Однако жарко было и в тени, а вместо дуновения соленого ветра он теперь ощущал долетающий со стороны города запах цветов и горящих свеч. Запах святости.

Он открыл глаза, лишь услышав стук женских башмачков. По разогретым солнцем плитам двора к нему приближалась одетая в черное сгорбленная старушка. Запыхавшись, она опустилась в кресло возле Жордана и разложила веер.

– Как вам, доктор, нравится наш новый гость? – спросила она, энергично обмахиваясь. – Необычная женщина, верно?

– Не знаю, не имел удовольствия с ней познакомиться.

– Никто его не имел. Бедняжка не говорит ни слова по-окцитански. – Донна Катарина явно считала, будто люди, разговаривающие только на берберийском, не являются кем-то достойным внимания. Причем была не так уж неправа, поскольку половина цивилизованного мира, та, которая относилась к родовитым, данный язык знала великолепно. – Зовут ее Юлия Августина, и она наверняка вдова, хотя траур и не носит, – с неодобрением промолвила старушка. Она сама одевалась в черное все десять лет, прошедших со смерти ее мужа. – В любом случае это бы несколько объяснило, почему она путешествует без сопровождающих. У нее пять мест багажа, а это означает, что она прибыла издалека. Не так ли?

– А вы уже знаете, зачем Юлия Августина сюда приехала?

Доменик твердо верил, что незнание местного языка не помешает старушке разведать и это.

– Еще нет, – донна Катарина была невосприимчива к иронии, – но обязательно узнаю.

– Не сомневаюсь в этом ни секунды. – Доменик снова позволил себе толику насмешки.