Воля цвета крови

Извещение о том, что ее муж Станислав Вацлавич Осинский «в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит», Мария Андреевна получила уже в марте сорок второго года. Поплакала с неделю над ужасной бумагой, объявила о смерти отца Лельке и пошла в собес хлопотать о пенсии по потере кормильца. И после, по прошествии нескольких недель, Лелька то и дело заставала мать в слезах – она все никак не могла смириться с тем, что больше никогда не увидит мужа. А через три с половиной месяца после получения похоронки Мария Осинская привела в дом небритого здоровенного мужика, с которым стала жить, как жена с мужем. Звали его дядя Коля. Он работал водителем на трехтонке, вечно пах бензином и громко хохотал (Лельке все время казалось, что хохочет он нарочито, хотя вовсе и не хочет смеяться). Через месяц они с матерью разругались в пух и прах, и здоровенный мужик, вечно пахнувший бензином, ушел, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.

Однако одна Мария Андреевна оставалась недолго. Вскоре к ее вдовьему берегу прибился какой-то женатый снабженец, уверявший Осинскую, что уже полгода, как он не живет с женой. В доме стала водиться водочка, которую потреблял в свои приходы к Марии Андреевне снабженец Витя и к которой в скором времени пристрастилась и Осинская. Бывало, под водочку снабженец Витя и Мария Андреевна засиживались до полуночи и пели застольные песни, не давая спать Лельке и соседским собакам.

Через непродолжительное время снабженца Витю сменил Василий Поликарпович, сухопарый дядька годов уже за сорок, вдовец, также не дурак выпить. Вечерами песен не пели, зато каждую ночь нещадно скрипела кровать матери.

Как-то раз Лелька проснулась от того, что чьи-то ладони гладили ее по ноге. Она открыла глаза и спросонья что-то буркнула, еще не понимая, что происходит. Однако кто-то настойчиво продолжал гладить ее ноги, медленно подбираясь от коленей к паху. Лелька резко присела на кровати и увидела в темноте два горящих глаза.

– Да ты не боись, девка, – пыхнул на нее густым перегаром Василий Поликарпович. – Я те ничо плохого не сделаю. Только приятное, – гоготнул он и повалил Лельку на кровать, шаря руками, где можно и где нельзя и пытаясь стянуть с нее трусы.

Лелька что было силы отпихнула его от себя, высвободилась из его рук, стремглав выбежала из своей комнаты в спальню матери и стала ее тормошить, пытаясь разбудить:

– Мама, мама!

Но Осинская спала беспробудным пьяным сном и никак не реагировала. Защиты от ее пьяного хахаля не было никакой, тогда Лелька в ночной рубашке босиком выбежала в сени, накинула на себя старенькую цигейку, висевшую там, очевидно, еще с довоенных времен, и, надев калоши на босу ногу, выбежала из дома.

Прибежала она к своей школьной подруге, жившей от нее через дом.

– Чо, материн хахаль пристает? – спросила подруга с пониманием дела, будто подобное она некогда уже пережила.

– Ага, – ответила Лелька. – Я у тебя переночую?

– Ночуй сколько хочешь, – ответила подруга. – Можешь вообще у меня жить…

Звали подругу Катькой Самохиной. Она жила со старой бабкой, почти глухой на оба уха и вдобавок плохо видящей. Так что помешать ее проживанию старуха была не в состоянии. Правда, у Катьки была еще сестра Стелла на пять лет ее старше, но с ней и бабкой она не жила и лишь навещала их, да и то нечасто…

Утром Лелька пришла в свой дом и, отыскав в сенях старенький обшарпанный чемодан, сложила в него свои нехитрые вещички.

– Ты куда? – спросила уже крепко опохмелившаяся мать.

Лелькины глаза встретились со взглядом чужой для нее женщины, которая еще недавно была для нее самым дорогим человеком. Еще несколько лет назад она была любимая и любящая женщина, голосившая о своем погибшем муже. Все это оставалось в другой жизни. На нее смотрела окончательно опустившаяся женщина, которой была безразлична как собственная судьба, так и будущность малолетней дочери.

– Туда, – указала Лелька на окно и ушла, чтобы больше сюда никогда не возвращаться…

* * *

Как-то, когда Лелька прожила у Самохиной уже дней пять, сестру и бабку пришла проведать Стелла. Она принесла полную авоську с едой и спросила сестру про Лельку, кто, мол, такая и что здесь делает.

– А-а, она из дома ушла, – ответила сестре Катька. – Ее матери хахаль стал к ней приставать. Ночью пришел к ней, стал хватать за разные места. Даже снасильничать хотел. Вот она к нам и сбежала.

– Понятно, – внимательно разглядывая Лельку, произнесла Стелла и спросила: – Ну, и как ты собираешься жить дальше?

Лелька в ответ только пожала плечами.

– Если хочешь, я могу тебя кое-чему научить, – предложила Стелла, не сводя взора с Лельки.

– Научи, – посмотрела на старшую сестру подруги Лелька, еще не ведая, к чему может привести такое согласие. И с этого «научи» жизнь Лельки кардинально поменялась.