Воля вольная

Он хотел прогуляться пешком, недалеко было, глянул вдаль, как раз кто-то шел навстречу, и, передумав, сел в машину. Не хотелось ни с кем встречаться. Вот Кобяка привезем, тогда уж. В хмелю он особо не задумывался, как они будут его брать. Казалось, никуда не денется.

Сытая жизнь ленит. Что там растолстевшие руки и ноги, вся сущность со всеми потрохами Александра Михайловича были повязаны благополучием, почти законным и постоянным доходцем. Жизнь отжала подполковника. Он не работал последние годы, а только изображал работу, присматривая за прочностью своего места. Он и хотел бы принять какое-то решение сейчас, но уже не мог. И он это чувствовал.

Подполковник сидел в холодной машине и глядел, как падает на землю снег. Надо было ехать к Маше. Нужен я ей такой? — криво усмехался Тихий и не мог сдвинуться с места.

Маша жила в своем доме. Типовом для поселка, длинном одноэтажном доме, разделенном пополам на двух хозяев. Внутри тоже у всех было одинаково, безыскусная простенькая планировка: двери по центру, окна посередке. И все зависело от хозяйки. У Маши все было продумано, просто и удобно. Вещей в квартире было немного, и она казалась просторной. В спальне — это Александру Михайловичу очень нравилось — не было ничего, кроме шкафа для одежды и большой кровати (большого сексодрома для большого подполковника, как он, выпив, любил пошутить).

Тихий подъехал, увидел Машину тень, мелькнувшую в окне, выключил мотор, посидел, глядя вперед по улице, и, тяжело вздохнув, поднялся на крыльцо. Она всегда его встречала, но тут и в сенях не было. Обиделась, понял Тихий. Ему нравилось, когда она обижалась. Это кое-что значило. Когда бабе все равно, это уже все. Александр Михайлович разулся, нашел свои тапочки — тапочки стояли как надо, чтоб не искал! — и вошел в комнату. Маша сидела спиной к двери и смотрела телевизор.

— Смирна-а! — скомандовал Тихий, притворяясь пьяным, и на цыпочках, громко скрипя половицами, стал красться к Маше. Вдруг остановился, растерянно цапнул себя по карманам и, матюгнувшись потихоньку, резво повернул обратно. Косяк чуть не снес по пути и прямо в тапочках побежал на улицу.

Маша встала, глянула в окно. Машина выворачивала на дорогу, высоко подскакивая на колеях.

Через полчаса она его накормила, сидела напротив и крутила в тонких пальцах коробочку из красного бархата. Ловила невольно глазами, как на правой руке, на безымянном пальце поблескивает перстенек, — Тихий велел надеть. Чуть-чуть великоват был.

Александр Михалыч докладывал обстановку. Он привык уже, даже нужда в этом была, особенно после ее командировок на прииск, когда неделю не виделись. Маша была у него начальником штаба. Она, кстати, была в сто раз умнее его начальника штаба. Во всяком случае, с ней можно было быть откровенным и не мудрить. Другое дело, что он ей не все рассказывал. Вот и сейчас он не стал бы говорить о Кобяке, если бы она уже не знала. Наврали, конечно, с три короба. Когда доложил грядущие мероприятия, она подняла на него глаза:

— Как вы его возьмете? — Большие сомнения были в ее голосе. Даже как будто слегка издевалась.

Тихий прищурился. Ему понравилось, что Маша так легко отнеслась к этому делу. Он пока не понимал, почему, и пытался понять. Маша иногда очень трезво смотрела на вещи...

— В тайгу уйдет... — Она пожала плечами. — Может, он уже за тыщу километров отсюда?

— Пешком он ушел, и лодка и вездеход — все здесь. Значит, на участке у себя. Не уйдет он от него далеко. У него у единственного участок размечен.

Маша посмотрела вопросительно.

— Ну! Столбики по границам где-то стоят, мужики рассказывали. Вроде деды его еще ставили, а может, он сам. Ни у кого нет, а у него стоят — прямо своей землей считает. Там и возьмем.

— Кто брать будет? Семихватского нельзя, он с Кобяковым на ножах... Гнидюк остается... — на красивом лице Маши были сомнения.

— Сам пойду! — Тихий решительно и хмуро смотрел на нее.

Маша переложила коробочку со стола на буфет. Потом подняла на Тихого глаза:

— Вам, Александр Михайлович... — она прищурилась и очень внимательно на него глянула, будто соображала, говорить или нет... — вам, может, отцом придется поработать.

Тихий... видно, все мужики эту тему туго подымают, замер. Да и не сильно трезв был. Лоб наморщил дураковато, губы зачем-то выпятил и, наконец, совсем застыл, уперевшись взглядом в Машину грудь. Правая клешня тяжело, мучительно скребла затылок. Он боялся глядеть ей в глаза

Маша достала сигарету из пачки. Вот почему она сегодня ни разу еще не курила — к Тихому потихоньку возвращалась логика — и в город летала...

— Так... значит... е-к-корный бабай! Маша! Ты... что же? Да-а... — Он с глупым вопросом в глазах почти трезво смотрел на нее.