Воля вольная

Семихватский, получив от Тихого жесткое указание не лезть, такое жесткое, какого он никак не ожидал, уехал в тайгу за икрой. Ее еще немало было заныкано на дальних речках, а областные и даже московские коммерсы брали по неплохим ценам. И вообще, время было живое: японская плавбаза маячила на горизонте второй месяц, несколько небольших корейцев. Все приперлись за «красным золотом», думал капитан Семихватский. Но главное — он на сто процентов был уверен, что у Тихого без него ничего не получится, и даже лучше было уехать ему сейчас — пусть «батяня» сам попробует Кобяком порулить. Секретаршу с собой забрал — Оля взяла больничный — и Тихого позлить, и сгодится толстуха в лесу. «Рыбы не будет — тебя сожрем, Олька!» — скалился, подсаживая на вездеход.

Тихий еще и потому сидел у себя в кабинете, что ждал новостей. Казалось, тут они его быстрее найдут и можно будет что-то уже сдвинуть с места. Кобяк мог связаться по рации с кем-то из мужиков, а тот поехал бы в управление искать подполковника. Тихо было, внизу у дежурного негромко работал телевизор.

Подполковник глядел в тьму окна, и виделась ему работа на новом месте. Юг, тепло. Он представлял себе не местных, но других людей, нежных и нарядных, каких показывали по телевизору. Одетые еще по-летнему, они что-то обсуждали, тыча пальцами в красивые витрины, выходили с покупками из магазинов и шли в рестораны, откуда пахло шашлыками... и среди этих нарядных людей снова Кобяк возникал в кирзовых сапогах, самовязаном свитере и с карабином, хмуро и уперто глядящий на него. Тихий постукивал бычачьим кулаком по столешнице и иногда шумно вздыхал...

Телефон зазвонил. Тихий нахмурился, снимая трубку.

— Здравия желаю, Александр Михалыч. — Голос начальника ФСБ Авдеева.

— Здорово, Николай Николаич. — Тихий напряженно ждал, что тот скажет, но Авдеев, помолчав, предложил встретиться.

Через десять минут он уже садился в машину Тихого.

Майор ФСБ Николай Авдеев был младше Тихого лет на десять, не местный, родом из курортной Анапы. Среднего роста, крепкий, круглолицый, говорил скороговоркой и с южным акцентом.

В поселок его перевели недавно, с весны, и он не особенно еще знал местные условия, но при многих делах уже состоял. С Семихватским они время от времени встречались и «регулировали» вопросы.

Авдеев как сел в машину, сразу взял быка за рога:

— Короче так, Михалыч, все попалились! — Он никогда не называл так подполковника. От него сильно несло водкой.

Тихий ехал молча, брови сводил и кряхтел время от времени.

— Ты чего молчишь, я тебе говорю, майор конкретно стучит, ты не понял! — Авдеев сидел, сложа руки на груди и глядя вперед. Говорил громко, отрывисто, невпопад тряся головой.

Александр Михалыч только глаза на него косил.

— Знаю я...

— Ну-у, — Авдеев продолжал держать скрещенные руки и глядеть вперед, — и какие решения?

Тихий молчал. Ему крайне не нравился ни этот разговор, ни сам майор, который ужрался, а хочет «решать проблемы». Но, видно, знал он что-то такое про Тихого, что говорил с ним так нагло.

— Ты не понял, Михалыч, он не просто, он в Москву стучит. Скорее всего, рыбники подсуетились. Там как-то так сложилось — я не знаю, — он опять пьяно тряхнул головой, — до самого-самого верха дошло. Бардак, неповиновение властям, бунт из-за рыбы! — Он прямо над собой вверх поднял указательный палец, как будто засунул его куда-то: — Там же от таких слов ссутся. — И он заржал всем своим круглым лицом.

— Да ладно... — Тихий подъехал к невысокому обрыву Рыбной, замер на секунду, потом крутанул руль влево, спустился вниз и встал фарами на бегущую воду.

— Нет, ты не понял. До самого, — Авдеев опять сунул палец в потолок машины, — до самого-самого верха! Понял?!

— Рыбникам-то оно зачем?

— Как зачем? Им обострять надо, чтобы ОМОНом придавили мужиков и чтобы все осталось как есть. Не дай бог, если начнут играть в демократию, искать место, откуда проблема выросла, дойдут до лицензий на рыбалку, до квот. Кто и как их распределяет... Врубаешься? Их по всей стране распределяют, Александр Михалыч, ты что! Это ж сколько бабла! Подумать страшно! Короче, опера сюда из центра будут с «тяжелыми»[10]... — Авдеев сказал это и как будто протрезвел.

— Мне никто...

— Я знаю. Будут, Александр Михалыч, будут. Уже летят. Завтра должны быть к вечеру. — И он опять задумался и чесанул рукой короткий ежик волос.

— Ну, сука, подонок... — хрустнул челюстью Тихий.

— Это точно, но его не надо трогать... И выговорешник с него ты снял бы! Он тебе сейчас ни к чему, подумай лучше, как все в свою пользу выкрутить.

Тихий, недоумевая, поглядел на Авдеева.

— Надо тебе Гнидюка подставлять. Отправь его в тайгу за Кобяком. И ребят дай таких, чтобы дурака включили по полной программе. Короче, только чтоб его приказаний слушались. Он там дня не выдержит — по телефону тебе рапорт продиктует. Прямо из зимнего леса. — И Авдеев опять заржал.

Тихий тер небритую щеку. У него самого в голове была такая мстительная мысль.

— Ладно, подумаю. У тебя-то чего?

— У меня нормально. У тебя бухнуть ничего нет? — спросил Авдеев неожиданно просительным голосом.