Воля вольная

— Царствие небесное...

Выпили, Ольга не заедала, а только подышала и шмыгнула носом:

— Александр Михалыч, а может, отправите кого-нибудь за ними? — умоляюще посмотрела. — У них и еды-то нет.

— Ты откуда знаешь?

— Да он же при мне собирался. Даже холодильник не открыл! Может, зверя добудут? Или сейчас трудно, зима ведь? А, Александр Михалыч? Замерзнут они... Васька же как дитя малое... — Она опять скукожила в судороге губы, встала и, едва не уронив стул, вышла.

Тихий выпил еще и решил ехать к Трофимычевой старухе. Может, помочь чем. Понимал, что непросто будет, подумают, оправдываться пришел. Налил еще полстакана, подержал в руках, чувствуя, что где-то уже на перегибе и лучше бы не пить. Но выпил, доел холодец и пошел на улицу.

13

Ночная тайга стояла тихая, безжизненная и светлая-светлая. Казалось, видны облака на пасмурном небе. Мороз отпускал, сверху то сыпало мелко, то прекращало и становилось еще яснее. Степан собрал сучком остатки прогоревшего костра, чуть только угольков теплилось. Откинулся на стенку своего балагана, достал сигареты из кармана, в костер не стал подкладывать, отчего-то хорошо ему было, не то чтобы хорошо, не в его ситуации могло быть хорошо, но он уже час, наверное, или больше сидел и смотрел на прозрачную ночную тайгу на другой стороне ручья, на торчащие в светлое небо силуэты деревьев. И казалось Степану, что никогда не видывал он такой ночи. Потер колючий подбородок, чая остывшего глотнул из кружки. Закурил.

Он все устроил, что надо было, если его начнут как следует искать. Сварганил это логово в середке крепких стлаников, на крутоватом берегу ручья. Вход в заросли был с воды и незаметный. Дальше надо было неудобно лезть по вековечным сплетениям метров тридцать. Тут, на небольшой естественной терраске, Степан выпилил по низу стланик, оставляя крышу над головой. Лежанку и даже стенку сзади и сбоку из лапника соорудил. С вертолета его не увидеть было.

Сегодня вечером, вернувшись с капканов, километров тридцать обежал — семь соболей принес, первый раз решил ночевать здесь. Нужды не было, просто когда что-то сделаешь, всегда хочется попробовать, как оно. Натянул кусок брезента над головой, костер запалил, соболиные шкурки на пялки натянул и повесил в тепло под брезент. И это жилище, и соболя с привычным кровяным запахом шкурок давали странное хорошее ощущение, что все идет более-менее как обычно.

Карам вздыхал и совал нос глубже в собственный клубок. Бедолага, — посмотрел на пса Степан, два дня сидел на привязи, чтобы следов вокруг этой берлоги не оставлять. Вчера только... трех зверьков набегал. Да четырех из капканов достали. Шкурки под брезентом подсыхали и сладко пахли. Степану всегда нравился этот запах, напоминавший ему о его Дедке, отцовом отце, — тот всегда со шкурками возился. Завтра пойду на озеро схожу, подумал.

На это озеро маленький Степка с дедом первый раз попал. Тот старый уже был, сам не охотился, попросил сына взять их со Степкой на начало охоты. Как раз такое же время было. Отец тогда путики открывал, зимовья готовил, а они с дедом неводили и поднимали рыбу на лабаз. И однажды дед потихоньку от сына потащил Степку на это озеро. Рассказывал, что оно волшебное, умеет разговаривать, а ловить они будут рыбу-змея.

С этими приятными воспоминаниями Степан повозился с костром, наложил сырых стланиковых стволиков, чтоб тлели, и завалился спать. Лежал и думал про деда, про далекие времена и про то, как тогда все хорошо было. По Эльгыну от его участка до моря пять деревень стояло. Многие из них Степан хорошо помнил: небольшие, по пять-десять просторных дворов. В Поповке даже церквуха была, и на море тоже часовенка. Огороды растили, зверя били, оленей держали, коров... Куда все делось? Где эти мужики, что работали и цену себе знали?

Луна поднялась над лесом, мясистые стланиковые ветви бросили тени на его полянку, даже внутрь кедрового лапника сочилась белизна лунного света.

Утром завернуло ближе к двадцати. Он подмерз перед рассветом, развел костер и повесил котелок. День наступал ясный, небо наверху чистое, но у него в стланике еще было сумрачно. Ворон неторопливо пролетел, гаркая гулко и далеко над тайгой. Деревья пощелкивали от мороза. Стыла природа. Степан не спал уже, а лежал и думал про озеро. Блажь, конечно, на ту сторону ноги бить, следы лишние оставлять, но он не мог себе представить, что не сходит. Всегда ходил. Да и капканы до перевала отрыть надо было. Он закурил и сел, протягивая руки к разгорающемуся огню, Карам тоже уселся, пытаясь понять, возьмут его сегодня, нет ли? Белое пятно медалью красовалось на черной груди.

— Пойдем-пойдем, хватит прятаться, пусть они прячутся. Сходим... помнишь поющее озеро?