Воля вольная

Карам встал, повиливая черно-белым бубликом хвоста. Они плотно поели и полезли по стланику не к ручью, как вчера заходили, а вверх. Карам, будто поняв что-то, не уходил далеко, поджидал хозяина. Пес подныривал под гнутые снегами, извивающиеся, будто толстые змеи, стволы, Степану же приходилось лезть через, идти по ним, а где-то протискиваться, обрывая рюкзак. Когда выбрались наверх, солнце уже сквозило краем сквозь лиственничный лес, желтило березы. Степан бодро шел с рюкзаком и карабином на плече.

Карам, будто споткнувшись, заорал азартно совсем рядом, и Степан глазами увидел мелькавшего в голых ветвях зверька. Поспешил, не выпуская его из поля зрения. Соболь, быстро перебираясь с ветки на ветку, добрался до вершины листвяшки и замер. «То-ум!» — раздался глухой выстрел. Кот был молодой, с легкой желтой метиной на груди. Карам, видно, столкнулся с ним нос к носу. Степан, радуясь про себя такому фарту, снял шкурку, скатал и положил в рюкзак. Вернулся на тропу. Вскоре Карам забрехал опять. По пути было и чуть в стороне. По глухарю орет, понял Степан и стал снимать рюкзак. Заволновался даже: они с Дедкой в тот их первый раз тоже варили шулюм из глухаря. Так же собака облаяла, Дедко стрельнул, и Степка, ему тогда семи лет не было, побежал к падающей птице.

Дед, как чувствовал, на другой год надорвался, поднимая телегу с мешками, и за неделю помер. Это была их единственная охота вместе.

Сколько мог, приблизился по тропе к лаю и начал скрадывать на голос. Двигался осторожно, местами снегу было немного под ногами, листва замерзшая шуршала. Степан щурился против солнца в прозрачные кроны листвяшек. Карама он уже видел, и тот, поняв, что хозяин рядом, залился громче, сделал кружок вокруг группы лиственниц и вскочил передними лапами на одну из них. Петух был за стволом, с одной стороны голова торчала, с другой — черный хвост поленцем вниз. Степан прислонился к дереву, поднял карабин и подвел мушку к шее.

Выстрел чуть спустя отозвался тихим глухим эхом на соседней горе. Большая птица, даже не расправив крылья, тяжелым кулем валилась вниз. Карам сунулся решительно, но не тронул, а остановился над. Он ими брезговал.

Степан взял петуха за шею и понес к рюкзаку. Уселся на лесину, взрезал, снял шкурку вместе с перьями, выпотрошил и, отрубив ножом голову и лапы, сунул тушку в пакет, остальное — в другой с подтухшей привадой. Хороший, не старый петух, подумал, надевая рюкзак, брусникой еще пахнет.

Дятел подлетел, вцепился в двух метрах в березу, быстро переложив голову с боку на бок, прицелился уже, видно... Карам не выдержал, вскочил на ноги, и птица сорвалась с резким криком.

Вскоре тропа полезла круто вверх, местами становилось видно, как высоко придется подниматься до перевала. Шлось легко, в обе стороны от тропинки тайга хорошо просматривалась. Взгляд притягивался к уцелевшим во время пожаров, толстым и высоким лиственницам с древними следами сбора живицы[12], обгорелым по низу, сучья у них были только высоко. Молодых деревьев, тонконогих, с легкой вязью веточек, было много. На некоторых еще висели рыжие остатки хвои. Бело и чисто было в лесу, будто прибрано и подметено, будто ждали его здесь, и от этого теплее становилось на душе. И дышалось хорошо. Степан любил подъемы, идти потяжелее, конечно, зато потом начинают виды открываться. Подарки бывают за работу, Степа, — говаривал Дедко.

Его буранный путик наискось пересек тропу. Степан остановился, глянул в обе стороны на нетронутую следами буранную просеку, рюкзак повесил на сук, достал из наружного кармана глухариное крыло и пошел влево, там недалеко висел капкан. Собачий лай остановил — Карам ревел метров четыреста, не дальше — явно по зрячему соболю, на месте крутился. Степан положил приваду на снег и с карабином в руках побежал мелкой рысью. Ай-яй-яй-яй-ай, — захлебывался и временами обрывался лай.

Карам метался по толстой и длинной валежине лиственя, соболь был внутри. Степан сбросил рюкзак, достал топор, сетку. Набросил ее на выход в комле, затянул, заглянул внутрь. Карам, прислушиваясь, бегал туда-сюда по стволу, иногда замирал, слушая зверька. Степан прошел вдоль, дупел было несколько, он заколотил их сучками, оставив один выход ближе к середине.

Достал бересту из рюкзака. Наломал сухих сучьев, сложил возле дупла. Стал разжигать, побуревшими от мороза руками прикрывал бересту, подкладывал сучочки. Занялось, подождал, пока разгорится лучше, взял все варежкой и затолкал внутрь, дым потянуло внутрь ствола. Карам, прислушиваясь, тихо бежал от вершины к комлю и вдруг метнулся вперед с коротким яростным лаем, вцепился в сетку, закрывавшую вход. Зверек, злобно шикнув, вырвался и ушел обратно в пустоту дерева. Пес тряс головой, освобождая пасть от сетки.