Волк и Пеликан

Утром 31 октября Гарри проснулся необычно рано, чтобы тщательно поработать перед битвой. Он потратил три часа перед завтраком, чтобы потренироваться с оружием, в боевых искусствах и заклинаниях в своей комнате. Со времен Основателей комната была снабжена мягким полом в центре и различными учебными пособиями, он извлек пользу из всех. Когда пришла пора завтракать, по венам бежал адреналин, он был готов к сражению, насколько это было возможным.

Члены ордена в Большом Зале в это утро были довольно подавлены, как и Мародеры, но все по разным причинам. Джеймс, Сириус, Ремус, Питер и Лили волновались о результатах соревнования, которые должны были быть объявлены вечером на празднике. Хэллоуин был провозглашен днем без приколов, к большому облегчению Рона и Гарри, которым не надо было волноваться о том, что они отправятся в бой с нарывами или щупальцами или чем еще.

После завтрака четверо путешественников пошли в комнату Гарри, в девять тридцать они должны были отправляться в Святого Мунго. Рон, Гермиона и Джинни нервничали, а Гарри бродил по комнате, что было, несомненно, тревожным знаком. После семнадцатого круга Рон решил остановить его.

— Гарри, сядь. От тебя голова кружится.

— Извини, Рон. Я просто возбужден.

— Возбужден? Гарри, мы идем в бой. Там наверняка погибнут люди. Мы можем погибнуть. Ты не переживаешь?

— Не совсем, Миона. То есть, никто не смог убить меня раньше, так почему ты думаешь, что это произойдет сегодня?

— Гарри, не будь таким самоуверенным. Ты можешь быть неаккуратным, а это может тебе дорого стоить.

— О, легче, Миона. Мы сражались и раньше.

— Да, я отчетливо помню одну битву, после которой мы пробыли в плену два месяца. Должно быть, ты забыл. Тебя пытали, помнишь? — прошептала Джинни.

— Ну, мы больше не допустим такой ошибки.

— Гарри, что в тебя вселилось? В конце прошлого года ты потерпел крах. Ты говорил о том, что пытки напомнили тебе, что ты — человек, а не непобедимая личность. Теперь, кажется, ты раз в десять хуже, чем был до того.

— Все нормально, Гермиона. Перестань совать свой нос.

— Я просто волнуюсь, Гарри. Если ты не проявишь осторожность, ты станешь злым, я вижу приближение этого.

— Мне казалось, что Джинни — Провидица, а не ты. Ты ничего не знаешь обо мне, Гермиона, так что прекрати свои нелепые обвинения.

— Я согласен с ней, Гарри.

— Я тоже.

— Так, теперь вы все против меня. Просто класс. Вы мне не нужны. Никто из вас не нужен.

Гарри в ярости двинулся к выходу, но голос Теи остановил его. Он не заметил, что она была в комнате, и в удивлении застыл, когда услышал ее.

— Гарри, они правы. Мне не нравится тот человек, в которого ты превращаешься. Глядя на тебя сейчас, я радуюсь, что Гленедад не встретился с тобой потому, что он был бы разочарован.

— Я такой же, каким был всегда, Тея, — ответил он, не повернувшись к ней.

— Нет. Не знаю, почему, но ты другой. Может быть, это Темные Искусства, может, Слизерин, а, может, злость на мир за несправедливость, от которой ты страдал. Тебе пришлось слишком быстро повзрослет, тебе пришлось сражаться во взрослой войне. Тебя держали в плену и пытали. Ты прожил жизнь без любящей семьи, а когда нашел крестного, ты не по своему желанию попал в путешествие, о котором никогда не просил. Ты встречал людей, которые затем умирали, оставляя тебя одного. Я понимаю, почему ты зол на мир, но не позволяй этому разрушить тебя. Пожалуйста, Гарри.

Гарри ничего не ответил, он просто вышел из комнаты, не обернувшись. Остальные не видели, как по его щеке скатилась одна–единственная слеза.

В девять тридцать Орден Феникса собрался на лондонской улице, где располагался больница Святого Мунго. Снаружи это был закрытый универмаг, оформленный неброско, чтобы не привлекать внимания любознательных магглов. Улица была перекрыта орденовцами, чтобы магглы не попали случайно в битву. Все заняли свои места, в зависимости от роли, назначенной Гарри три дня назад, а путешественники во времени рассредоточились, чтобы умножить эффект от своих возможностей.

Гарри встал там, где должны были наступать дементоры. Остальные окружили его, приготовившись сражаться, но Гарри никак не мог сосредоточиться. Сказанное Галатеей о его злости на мир, и что сын был бы разочарован, зацепило его, хотя он никогда бы не признался в этом другим. Обдумав это хорошенько, он понял, что ребята имели ввиду. Он был ужасно самонадеян и заносчив последние несколько месяцев, и, если быть совершенно честным с собой, ему не нравилось, что он становился кем–то отличным от друзей. Он размышлял о том, как гнев Тома Реддла на жизнь в приюте превратил его в чудовище, с которым Гарри вскоре столкнется. Эта мысль напугала его больше всего.