Волк-одиночка

– Не ждали? – ядовито осведомился я. – А я уже вот он.

– Привет, – настороженно сказал завгар.

– Вот справка, что я в больнице был, а не просто где-нибудь водку жрал. Больничный у меня еще на две недели. Но мне дико хочется узнать, что я буду делать, когда с него выйду.

– Поработаешь две недели и уволишься. А ты что думал?

– А у меня думалка атрофировалась. Я хотел на счет машины узнать. Будет машина?

Макарец вдруг ощетинился. Причина – неизвестна. Но результат я почувствовал на себе:

– Будет тебе машина, не переживай! На две недели я свою одолжу, не жалко. Все, свободен!

Ну, что тут скажешь?

Глава 7

Я испытывал невыносимые душевные терзания: какие-то голодающие борцы за полное равноправие всего между всеми взломали мое хранилище в подвале и поделились со мной моей картошкой. Не их вина, что дележка вышла нечестной – им клубни, мне – клеть, где эти клубни хранились. В общем, куда ни кинь – все клин. Нет мне в жизни счастья. Ни в личном плане, ни в производственном. Хотел сходить повоевать, так и с этим ничего путевого не вышло – на войне меня серьезно помяли, а в довесок, пока я гиб и совершал геройские подвиги, у меня сперли картошку!

Впрочем, в подвал я спустился вовсе не ради картошки. Я торопился распотрошить свой арсенал. Торопился, потому что чувствовал, что теряю непростительно много времени. А потеря времени – потеря инициативы. Чего я никак не хотел допустить. Но что делать, побороть себя не смог – по возвращении из гаража вдруг почувствовал, что свихнусь, если прямо сейчас, не откладывая ни секунды, не упаду спать – так вдруг заломило мышцы, которым я никак не давал нормально прийти в норму.

И, не долго думая, распластался на кровати, где провалялся никак не меньше пяти часов. А когда открыл глаза, за окном было уже темно, в природе опять настороженно похрустывало время охотников. И я снова почувствовал, что в груди зашевелился азарт – кого-то тропить, за кем-то гнаться, рвать чьи-то глотки, а потом жадно пожирать парное, пахнущее свежей кровью, жаркое, праведно добытое мясо. Короче говоря, во мне вдруг проснулся хищник, и его пробуждению не смогли помешать ни тупая ноющая боль в жилах, – слава Богу, значительно попритихшая, – ни то обстоятельство, что мой первый выход на охоту завершился, мягко говоря, неудачно. Зверь внутри жаждал реванша, и я не мог ему в этом отказать.

Вот почему я спустился в подвал, где и обнаружил снятую с петель дверь и опустошенную клеть. Хвала всевышнему, что кроме картошки я там ничего не хранил – имеется в виду, в открытом виде. Оружие было надежно спрятано – а точнее, закопано – в углу каморки. Скажите, какому вору придет в голову копать землю в только что обворованном помещении, даже не зная при этом, для какой, собственно, цели копать и что именно искать. Они и не стали этого делать, решив удовлетвориться картошкой. За что им мое сердечное мерси, хотя, если на чистоту, поймай я их на месте преступления – глаза повысасывал бы. Но это так, к слову.

Обильно ругаясь нехорошими словами, я поднялся обратно в свою квартиру – взять инструменты, чтобы отремонтировать выломанную дверь. Выкапывать ящик с оружием, когда любой хуцпан, которому приспичит сбегать в подвал, мог застать меня за этим занятием, не хотелось. А еще не хотелось, чтобы этот самый случайный хуцпан, опоздай он немного, увидел следы недавних раскопок, сунувшись в каморку с выломанной дверью. В общем, конспирация, конспирация и еще раз конспирация, как говорил недоброй памяти дедушка Ленин.

Впрочем, не смотря на матерщину и другие чертыхания, с задачей я справился быстро. Во-первых, руки у меня, чтобы не перехвалить, золотые и растут из нужного места, а во-вторых, дверь была попорчена не особенно сильно. Ее достаточно аккуратно сняли с петель, поддев снизу ломиком, так что покореженными оказались только скобы замка. Покряхтев и попотев, я, хоть и не без труда, сумел придать им почти первоначальную форму, навесил дверь на прежнее место и, как белый человек, открыл ее и вошел в комору.

Совсем другое дело. По моему глубокому убеждению, проникать внутрь, выворачивая двери хоть ломиком, хоть тротилом – жлобство. Война – войной, а двери – святое. Если уж очень захотелось, то на каждый замок существует ключ, а если замок чужой – отмычка. Но ломать дверь – это, извините, перебор. Этак можно черт знает до чего докатиться.

Запершись изнутри, я привесил к потолку фонарь и, вооружившись детским металлическим совочком – другого у меня, можете начинать смеяться, не было, – принялся ковырять землю. Очень неудобно было пластать твердый глинистый грунт подвала этим инструментом. Я потел, надрывался нервами и душой, но копал. А что делать?

Но откопать запасец – это только полдела. Другая половина тоже была не из легких – выбрать, что мне может понадобиться в данный момент. Устройства для лишения гомо сапиенса жизни тускло поблескивали в ящике из-под авиационных снарядов, который я за бутылку коньяку выменял у какого-то летчика, и призывали меня шевелить мозгами. Чем я, собственно, и занимался.