Волк среди волков

Он находит подвальный этаж замка, так сказать, в состоянии обороны. Лакей Редер, напрасно пытавшийся сдать каждому в людской по очереди трупы убиенных, по-видимому, решил сплавить их тайком, положив на подоконники и у порогов. Однако бдительность людской расстроила его замыслы. И Губерт Редер с совершенно непонятным ослиным упорством снова обходит вокруг замка в сопровождении поденщика, который катит тачку с жертвами ротмистра; тусклым, рыбьим, равнодушным взглядом обводит он стены, высматривая открытое окно, взвешивает возможности пробраться в курятник.

Штудман кладет конец этому безобразию. Прислуге он рекомендует заняться своим делом, а нахала Редера как следует отчитывает. Но господин Редер невообразимо холоден и неприступен, будто совсем не считается с господином фон Штудманом. Он получил от господина ротмистра точное приказание сдать гусей сюда в замок — иначе его уволят. И барыня тоже подтвердили это приказание!

Напрасно уверяет его Штудман, что барыня как раз и просила передать Губерту приказание немедленно исчезнуть вместе с гусями. Губерт Редер не склонен считать, что этим самым отменено распоряжение ротмистра. Да и куда деваться с гусями? На виллу? Господин ротмистр прогонит его в два счета.

Казалось бы, фон Штудман должен был бы счесть лакея Редера за весьма преданного слугу, однако он видит в нем только упрямого болвана. Штудмана тянуло обратно, наверх, в просторную золотисто-зеленую комнату. Ему необходимо знать, о чем там толкуют, — а он стоит здесь уже добрых пять минут и урезонивает этого осла.

В конце концов он скомандовал отступление к флигелю для служащих, поденщик последовал за ним, скрипя тачкой. Из всех окон подвального этажа глазеют на шествие, лакей Редер плетется последним, Штудман чувствует, что изображает из себя комическую фигуру.

В конторе Штудман схватил телефонную трубку.

— Я сейчас позвоню господину ротмистру, — говорит он уже мягче. — Не бойтесь, места вы не потеряете!

Он крутит ручку. Между тем от стоящего рядом лакея Редера веет пронизывающим холодом. Никто не отвечает. Штудман быстрей крутит ручку, он не может удержаться и мечет на лакея Редера яростные взгляды. Но он мечет их зря, лакей Редер созерцает хоровод мух вокруг клейкой мушиной бумажки. Наконец кто-то подошел к телефону, оказывается, это кухарка Армгард, она сообщает, что барин с барышней ушли в поле.

У лакея Редера такое выражение, словно он так и знал.

— Тогда отвезите гусей на виллу, господин Редер, — мягко сказал Штудман. — Уберите их куда-нибудь, в погреб, что ли. С господином ротмистром я это дело улажу — можете не беспокоиться!

— Я должен сдать гусей в замок, не то я вылечу, — стоит на своем непреклонный Губерт Редер.

— Тогда оставьте гусей хотя бы здесь в конторе! — сердито крикнул фон Штудман. — Надо во что бы то ни стало убрать с глаз долой эту мерзость, просто хоть второй раз их убивай!

— Прошу прощения, — вежливо возразил лакей Редер, — только мне приказано сдать гусей в замок.

— Черт вас возьми! — крикнул Штудман, разозленный таким упорством.

— Черт вас возьми! — вопит у дверей в контору кто-то более громким, более привычным к ругани голосом. — Что тут случилось с моими гусями? Почему мои гуси у тебя в тачке? Кто убил моих гусей?

Штудман позабыл о лакее и одним прыжком выскочил из конторы. На улице стоит старый тайный советник фон Тешов, пунцовый от ярости. Он ревет, как подстреленный лев, он размахивает дубинкой, грозит каменщику Тиде, а тот, беспомощно оправдываясь, что-то невнятно бормочет.

— Простите, господин тайный советник, — сказал фон Штудман со спокойствием, выработанным упорным трудом и не изменявшим ему даже при разговорах с самыми истеричными дамами в гостинице. — Этот человек тут ни при чем. Я…

— Так это вы убили моих гусей? Моего Аттилу! Я вас, друг любезный, проучу! Чтобы сию же минуту здесь и духом вашим не пахло! Отпустите мою палку, слышите!

Палка была в опасной близости от лица Штудмана. Однако он не отступил, быстрым движением схватил палку и сжал ее железной рукой.

— Прошу вас, господин тайный советник… — молил он, в то время как тот, весь побагровев, тащил к себе палку, — ну как можно, при людях!

— На людей мне начхать! — хрипел старик. — Вы же не постеснялись людей и пристрелили моих любимцев! Ну, а я вам заявляю, что я и часу не потерплю вас здесь в имении! Приехал из Берлина, воображает, что он невесть как умен, языком болтает, подумаешь, какой «аблокат» выискался.

Ах, старый тайный советник! До чего же он рад, что может отплатить Штудману за неоднократно нанесенные ему поражения! Что может выругать его в пылу наполовину разыгранного гнева! Он слишком умен и, конечно, не верит, что Штудман пристрелил его гусей. Но он может делать вид, будто верит, и ругаться вовсю!

Фон Штудман, который не знал всей подноготной гусиного побоища, прощал старику его сильный гнев, однако чувствовал, что гнев этот не вполне искренен. Он вдруг отпустил палку и решительно сказал то, что старик так или иначе узнал бы: