Волк за волком

ПОЗИЦИЯ: Интроверт. Прочитать невозможно.

ИМЯ: Лука.

ПОЗИЦИЯ: Да кто его знает? Она думала, что раскусила его, но теперь он темная лошадка. В любом случае, рассчитывать особо не на что. Лучше держать дистанцию. Быть в долгу только за одну услугу.

ИМЯ: Риоко.

ПОЗИЦИЯ: Она ли подкладывала под подушку оригами? Яэль подозревала именно ее. Но милых бумажных животных и улыбки недостаточно.

ИМЯ: Хираку. Ханс. Курт.

ПОЗИЦИЯ: Выбыли. (Ханс Мюллер и Курт Старк отказались от участия по собственному желанию, не выдержав песчаную бурю.)

На ее стороне оставался лишь один человек.

Брат Адель сидел за столом один, нагнувшись над серебряными внутренностями своих карманных часов. Фиолетовые мешки под глазами, появившиеся там из-за недосыпа, сливались с синяком от пистолета. Даже после нескольких дней и ухода сестры Вильхемины рана выглядела довольно плохо. Черновато-синяя с зелеными краями, но все еще достаточно яркая, чтобы заставить слова Яэль застрять у нее в горле.

Но она должна была хотя бы что-то ему сказать. Она нуждалась в Феликсе Вулфе как в союзнике, иначе не победить.

Да, он был подозрительным. Он знал слишком много, а Яэль слишком мало. Но ситуация только ухудшится, если она будет ее игнорировать. Как сорняки, всегда выходившие за пределы овощного огорода на ферме Влада. Она должна была выдрать подозрения в корнем. Пересадить их.

Лучший способ это сделать, решила Яэль, — это рассказать Феликсу Вулфу правду. Не всю, конечно. Феликс сделает для своей сестры все, что угодно, кем она и собиралась остаться. А что же касается деталей миссии… она скормит ему лишь крошки от хлеба. Этого будет достаточно, чтобы направить брата Яэль в правильном направлении.

Это было рискованно, ставить все на тот факт, что любовь Феликса к сестре сильнее его страха перед правительством. Но он хранил тайны Адель и раньше, не проронив ни слова и прячась от людских глаз, когда она соревновалась под его именем.

Почему же в этот раз будет по-другому?

Феликс даже не посмотрел на Яэль, когда та подошла к его столу. Ее тень упала на дюжины металлических шестеренок и деталей. Она была достаточно близко, чтобы прочитать буквы на крышке часов. Нацарапанные рукой, исчезающие, как призрак: «Собственность Мартина Вулфа».

Яэль прочистила горло:

— Они сломаны?

— Остановились. Слишком много песка, — пробубнил брат Адель. Для перемещения мелких деталей он пользовался тем же пинцетом, с помощью которого залатал ее столько ночей назад. — застряло в шестеренках.

— Можешь починить? — спросила Яэль.

Феликс посмотрел на нее так же, как Адель, прямо перед тем, как Яэль ее вырубила. О, как эти голубые глаза могли обжигать!

— Тебе есть до них дело? Ты всегда ненавидела эти часы.

Ненависть к дешевым карманным часам, принадлежавших мертвому брату. Еще одна черта характеру, которую нужно добавить в список.

— Я… я просто…

— Чего ты хочешь, Эд?

— Я просто подумала, что еда тебе не помешает, — тареклка в руках Яэль дрожала, когда та протянула ее парню. Вареный нут перекатывался по краю посуды, как кривобокие мраморные камешки.

— Мы не должны принимать еду из рук других участников, разве не так?

— Один-ноль, — она поставила тарелку на стол у локтя Феликса, и сама же села напротив нее. Брат Адель продолжил заниматься часами.

— Прости, что украла твой байк. И… за это тоже прости, — она кивнула на его рану.

Феликс продолжал перебирать шестеренки пинцетом. Глаза опущены, губы сжаты.

— Я должна выиграть этот тур, — заговорила она снова. — И ты прав. Мне нужна твоя помощь. Будешь гнать со мной? До конца пути?

Он положил пинцет на стол (хотя он скорее бросил их, так они зазвенели, неуклюже приземлясь на детали) и повернул к ней все лицо.

— Я устал, Эд. Устал от песка в зубах. Устал от того, что мой левый глаз не может открыться. Устал от постоянной слабости, которая даже поссать ночью мне мешает. Устал, как ты постоянно обещаешь вернуться домой, но никогда там не бываешь. Устал от твоих пустых извинений и бесконечной лжи. Устал бороться за нашу семью, — брат Адель кивнул на часы Мартина, превратившиеся в сотню вневременных частичек металла и стекла. — Устал чинить вещи, которые постоянно ломаются.

— Я тоже устала, — это была чистая правда. Яэль была полностью истощена, мышцы болели неустанно, а солнце палило беспощадно. Но это было ничем по сравнению с измотанностью внутри нее. Она началась в поезде много лет назад и простиралась на протяжении всей истории ее жизни.

— Тогда хватит, — сказал Феликс. — Остановись.