Волхонка. Знаменка. Ленивка. Прогулки по Чертолью

По указу Екатерины II Новиков был заключен на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую крепость, в ту камеру, где ранее находился малолетний император Иоанн Антонович, убитый охраной во время попытки поручика Мировича освободить его. Императрица повелела провести публичное сожжение изданных Новиковым книг, а собрали их по книжным магазинам более 18 тысяч экземпляров! Усугубило гнев императрицы и обнаружение в доме Новикова тайной типографии, в которой печатались масонские книги.

Новиков упросил Екатерину II разрешить ему взять в камеру книгу – Библию, которую он в заключении выучил наизусть. Учил он Библию четыре года, после чего по личному ходатайству Баженова перед новым императором Павлом I Новикова отпускают из крепости. Но этих, казалось бы, нескольких лет хватило с лихвой, чтобы не сломленный екатерининскими вельможами человек превратился в больного и безвольного старика.

Почему именно Баженов просил за Новикова перед Павлом I? Интересно, что доказательствами для обвинения Новикова и московских масонов в попытке государственного переворота были записи встреч Баженова в 1780 – начале 1790‑х гг. с опальным тогда сыном императрицы – цесаревичем Павлом Петровичем. Эти бумаги и хранились у Новикова. Баженов выступал как посредник между масонами и Павлом. По просьбе Новикова он передавал цесаревичу масонские, по мнению Екатерины II, крамольные издания при личной встрече. Екатерина, как известно, была напугана произошедшей в 1789 г. Французской революцией. Ее тревожили возможные тесные связи русских и французских масонов. Императрица считала Новикова личным врагом. Он единственный среди своих собратьев масонов понес такое тяжкое наказание.

На суде Новиков, по сути дела, отрекся от Баженова словами: «Он… много врал и говорил своих фантазий, выдавал свои учения за орденское…» и заверял тайную канцелярию: «По получении в наши руки бумаги сей, Баженовым писанной, нимало намерения, ниже поползновения к какому‑нибудь умыслу или беспокойству и смятению не имели, ни в мысли не входило».

Дело Новикова, в котором был замешан Баженов, казалось бы, не коснулось зодчего. К делу его не привлекали. Екатерина II применила к Василию Ивановичу другой метод наказания. На протяжении многих лет пресекались все творческие замыслы архитектора. Примером тому – неосуществленный проект Кремлевского дворца, незаконченные по указанию императрицы постройки Царицынского ансамбля, в архитектурных деталях которого усматривается масонская символика; неосуществленный и забытый проект Павловской больницы. Более того, ему несколько лет не выплачивали жалованье.

После освобождения в 1796 г. Новиков уже не предпринимал никаких попыток просветить кого бы то ни было. Он уехал в подмосковное имение Авдотьино, где тихо и скончался в 1818 г.

Дом разрушен в начале 2010‑х гг.

Малый Знаменский переулок, дом 8. Семья Фигнер

Доходный дом братьев Стуловых построен в 1913 г., архитекторы В.Е. Дубовский, Н. Архипов. Отделка вестибюля выполнена художником И.И. Нивинским.

В 1920‑х гг. в доме жила персональная пенсионерка В.Н. Фигнер, бывшая революционерка, не принявшая большевистского переворота, отсидевшая двадцать лет в одиночке (при царе, конечно). Вера Николаевна Фигнер (1852–1942), дворянка по происхождению, очень благородная девица (окончила соответствующий институт), подцепила заразу всенародного равенства и братства в Цюрихе, когда училась там в университете. Вернувшись в Россию в 1875 г., Фигнер развила активную антиправительственную деятельность, итогом чего стало создание военной организации «Народная воля», поставившей целью убийство императора Александра II. Фигнер принимала участие в подготовке покушений на императора в 1880 г. в Одессе и в 1881 г. в Петербурге.

Но самодержавие не дремало. И в 1883 г. террористку арестовали, хотя до этого ей удалось еще и организовать покушение в Одессе на военного прокурора. В 1884 г. Фигнер приговорили к смертной казни, замененной вечной каторгой. Двадцать лет сидела она в одиночной камере Шлиссельбургской крепости, там же, где и Новиков. После освобождения с 1904 г. находилась в ссылке в удаленных от Москвы губерниях.

Кровожадный царизм не только не лишил Веру Николаевну жизни, но и дал ей возможность выехать за границу. Куда она и отправилась в 1906 г., там Фигнер развернула кампанию в защиту политзаключенных в России (выступления в различных городах Европы, сбор денег, издание брошюры о русских тюрьмах, переведенной на многие языки).

В Россию вернулась в 1915 г., но большевистского переворота революционерка Фигнер не приняла. В 1917 г., будучи членом разогнанного большевиками Учредительного собрания, она писала: «Большевики… предают родину немцам, а свободу – реакции».

Но дальше откровений в частной переписке Фигнер не пошла, вполне разумно отдав последующие годы жизни (а прожила она девяносто лет) литературному труду. Фигнер была членом Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, сотрудничала в журнале «Каторга и ссылка».