Читаем Волки полностью

Варвары заволновались. Их строй качнулся.

Адриан выдвинулся ещё ближе, ехал шагом рядом с Орлом. Легат видел, что первую линию варваров составляет всякая бездоспешная голытьба.

«Не совсем ты дурень, Диурпаней».

Три десятка шагов.

Варвары взревели и бросились вперёд.

— Бей!

И лавина пилумов смертоносным ливнем обрушилась на даков. Без промедления вторая, третья. Длинные жала застревали в хилых плетёных щитах варваров.

— Бей!

— На-ка тебе! — крякнул от натуги Гней Прастина, отправив варварам подарочек — второй пилум, утяжелённый.

Рука привычно метнулась к мечу на правом боку.

По строю легионеров, доселе наступавших молча, волной покатился нечленораздельный рёв, пересиливая крики варваров, стоны умирающих.

Множество их уже корчилось на красном снегу, не добежав до стены из прямоугольных щитов.

«Прости, Герос», — подумал Дардиолай.

Его отборные бойцы шли не в первом ряду. Не во втором и даже не в третьем. Сначала нужно прорваться вплотную, заключить «красношеих» в тесные объятья. Боги не дадут это сделать без жертвы и её жизнями своими принесли плохо вооружённые коматы.

Но никто не струсил, не отступил. Даки приняли свой последний бой, они пришли сюда умирать и все это знали.

Седобородый землепашец, переживший и детей, и внуков, сжимая пилум, пробивший ему потроха, скалился и на негнущихся ногах упрямо ещё три шага сделал, прежде чем упал на колени. Он никого не убил, никому не смог отомстить. Ему, мирному труженику, осталось лишь умереть, и умирал он, как любой из «носящих шапки», с детства живших войной — с улыбкой. Жуткой улыбкой на перекошенном лице.

— Залмоксис!

Старик завалился набок.

— Тару тунд! Кум перу!

— О, дисе, Герос!

Сквозь смертный ливень коматы, вооруженные огромными серпами прорвались к щитам и пошла жатва.

Леторий в первом ряду принимал удары на щит, стараясь встретить умбоном, при этом не открываясь, бил в ответ, выбрасывал вперёд правую руку, закованную в манику от кисти до плеча, и отталкивал очередного хрипящего оскаленного варвара. Справа и слева легионеры скупыми отточенными движениями встречали натиск даков. Кто-то из коматов, рухнув на колени, попытался достать римлянина снизу, но эту предсмертную попытку пресёк Прастина.

«Бараны» остановились совсем ненадолго, выдерживая первую волну даков. Она разбилась о скалу. Легионеры снова двинулись вперёд коротким приставным шагом.

— Умри, умри! — ярились варвары.

Римляне не кричали, лишь издавали монотонный рёв. Почти не слышны уже и команды центурионов. Что тут командовать? Дави, как учили! Годами учили. Щит выше, строй плотнее, стой крепче, шагай, бей.

Как плуг вспахивает неподатливую землю, «бараны» медленно продвигались вперёд. Немногие из них падали. На их место сразу заступали другие. Гидра. Срубишь голову — вырастет новая.

Широкие клинки фальксов щепили щиты, застревали и вытащить их уже не удавалось, а римляне не давали другого шанса — стремительный выпад и вот перед тобой чертог Залмоксиса.

В первых рядах все легионеры снабжены маниками, что введены ещё после войны Домициана, когда римляне в полной мере оценили, что такое фалькс. Им руку у плеча смахнуть — раз плюнуть.

У Летория в глазах рябило от бородатых лиц. Они орали, рычали, брызгали слюной. Они умирали один за другим, но не кончались.

От щита отлетел здоровенный кусок, срубленный фальксом.

— Н-на!

Марк Леторий всадил меч в живот очередного варвара и тут другой разрубил его щит до самого умбона. Леторий дёрнул на себя, выбросил вперёд клинок, отправив к Перевозчику новую душу, но сам на миг открылся и тотчас же горло его пронзило копьё.

Тессерарий захрипел. колени подломились. Он упал вперёд, его место тут же заступил Молчаливый Пор.

— Командир! — закричал Диоген, шедший шестым.

— Оттащить дада! — вторил Назика.

Как тут оттащишь в такой сече.

Балабол быстро скосил взгляд вниз. Леторий не шевелился.

Пор глухо зарычал и попёр вперёд.

— Строй! — одёрнул центурион.

Но тут и другие легионеры в первой линии почувствовали, что натиск варваров вроде начал стихать.

— Вперёд!

«Бараны» вновь воодушевлённо взревели и разом продвинулись на дюжину шагов.

Коматы не побежали. Они просто кончились.

— Прикончим ублюдков, — коротко приказал Дардиолай.

В дело вступили «Сыны Героса».

Они не кричали, не ярились. Шли молча, но римляне сразу поняли — всё, что было до этого — лишь цветочки.

А теперь вот ягодки.

Дардиолай работал здоровенным фальксом одной рукой, а во второй держал овальный щит. Слева дрался Хват. Он один из немногих плевался и бранился, на ходу рожая такие обороты, что Збел только диву давался. Едва успевал восхищаться.

Сеча вокруг — не поединок, в коем можно прихвастнуть мастерством. Тут не до высокого искусства. Просто бей, стой, иди, терпи.

И щит, с каждым мгновением всё более неподъёмный, держи выше.

Верный фалькс Збела вскоре остался в римском скутуме и Дардиолай схватился за меч, которым его одарили вместе с доспехом.

Работа шла накоротке, без размашистых ударов. Напор, выпады, жалящие уколы поверх щитов и между ними. Красивый щит в считанные минуты исколот и выщеплен так, что и рисунок уже не разобрать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза