Лициний Сура посмотрел на второго опоздавшего, молодого человека, и добавил:
— Дециму ещё простительно.
Адриан скривился. Вот уж как раз помянутого Децима никто и никогда не видел бегающим. Тот не ходил, а шествовал, гордо вскинув голову. Важная птица. И ввалились они в принципий скорее всего потому, что юнца едва не сшиб спешивший Маний Лаберий, наместник Нижней Мёзии, немолодой муж, склонный к полноте.
— Ладно, — сказал император, — все в сборе. Приступим.
Когда Марк Ульпий Нерва Траян Цезарь Август увидел голову царя даков, извлечённую из кожаного мешка и водружённую на серебряное блюдо, на его сосредоточенном лице не дрогнул ни единый мускул.
Причин тому было две.
Во-первых, Траян не имел склонности к бурному проявлению чувств, отличался сдержанностью и трезвым хладнокровием даже в крепком подпитии. Вообще-то, в отличие от некоторых своих предшественников, например, мнительного и злопамятного Домициана, Марк Ульпий в обхождении был довольно мягок. Это отражалось и в чертах его лица, лишённых всяких признаков высокомерия и величественной суровости. Однако даже рядовые легионеры знали, что за внешней мягкостью скрывается несгибаемый стержень.
Второй причиной более чем сдержанной реакции императора было осознание того, что война со смертью Децебала ещё не закончилась.
Без сомнения, голова на серебряном блюде стоила того, чтобы устроить торжества. Пусть её увидят легионы. Для солдат это зрелище станет наградой не меньшей, чем венки, фалеры и денежные подарки. После стольких тягот войны они имели на это право. Потому завтрашний парад просто необходим. Но празднование смерти Децебала не станет последней сваей в фундаменте замирённой Дакии.
— Говори, Гай, — разрешил Траян, когда все участники совета прибыли в принципий и разместились вокруг большого стола, на котором была расстелена карта Дакии.
— Судя по всему, — начал Марциал, — наш расчёт на то, что сопротивление даков прекратится со смертью царя, не оправдался. Варвары собирают новое войско, и оно не имеет отношения к царю.
— Откуда это известно? — спросил Лициний Сура.
Маний Лаберий посмотрел на него и спросил:
— Что именно? То, что собирается новое войско, или то, что его собирает не царь?
— Что не царь, — уточнил Сура.
— Децебал и Диег были убиты на востоке, — раньше Марциала ответил Адриан, — а войско варвары собирают на севере, возле Поролисса.
— Именно так, — подтвердил Марциал, — и я считаю, что, узнав о смерти царя, оружие они всё равно не сложат.
— Почему ты так думаешь? — спросил Сура.
— Потому что это даки, — пожал плечами Марциал.
Сура скептически хмыкнул.
— Или ты не был, Гай, в Сармизегетузе, сразу после её падения? Забыл, что там творилось? Они совсем потеряли способность к сопротивлению. Даже волю к жизни. Вспомни, как они сидели кружками — воины, женщины и дети. Сидели, закатив мёртвые глаза. А рядом валялись кувшины с отравой.
Лузий Квиет покачал головой. Было видно, что с Сурой он не согласен, однако перебивать не стал. Тот продолжал:
— Сколько мы перед этим взяли крепостей? Везде они дрались, как загнанные волки. Не сдавались. А здесь сами лишили себя жизни. Почему?
Сура обвёл взглядом собравшихся, и сам же ответил:
— Потому что они пришли в полнейшее отчаяние. Утратили всякую надежду.
— Прошло три месяца, — сказал Адриан, — надежда появилась снова.
— И так же исчезнет, когда они узнают, что Децебал мёртв.
— А ты знаешь, почтенный Лициний, — спросил Марциал, — что на севере, у так называемых «свободных даков» слово «отчаяться» имеет два значения? На юге я, кстати, такого не слышал.
— И какие? — спросил Сура.
— Одно — потерять надежду, что и случилось с даками в Сармизегетузе. А второе — решиться.
— На что? — не понял Сура.
— Я думаю, свободные даки, наконец, решились выступить против нас. Децебал их не мог подчинить в полной мере и заставить воевать за себя. Заставило печальное зрелище гибели его царства. Да, признаюсь, ещё позавчера, когда я получил сообщение о войске в окрестностях Поролисса, то подумал, что это царь или его брат. Но, как выяснилось, оба они пытались собрать новые силы на востоке. Так что, я думаю, смерть Децебала не заставит этих людей сложить оружие.
— Ваш спор не имеет смысла, Лициний, — подал голос император, — в любом случае угрозу следует воспринимать серьёзно. Ждать, что противник сдастся сам — глупо.
— Если не ошибаюсь, — сказал Маний Лаберий, — из всех дакийских вождей нам не известна судьба двоих?
— Так точно, — кивнул Марциал, — Диурпаней и Вежина.
— Старый неугомонный пердун Диурпаней, — усмехнулся Лаберий, — никак не сдохнет. Пора помочь. Двадцать лет уже гадит.
— Может, это они собрали войско? — спросил Лузий Квиет.
— Нельзя этого исключать, — сказал Адриан.
— Если и они, — раздался голос, прежде ещё не звучавший, — разве это имеет значение?
Адриан поморщился. Самоуверенно-беспечные нотки, которые он постоянно улавливал в этом голосе, его раздражали.