— Чтобы даже лошадей бросили в огне? — пропустил его слова мимо ушей Бесс, — когда такое бывало? Их бы угнали.
— Загорелся навес и обрушился, — возразил Марциал, — а был бой, суматоха. Просто нападавшие не успели отвязать лошадей. Всех. Двух же угнали.
— Или те сами смогли убежать, — сказал Бесс, — кто-то поводья плохо завязал, лошади рвались и узлы распустились.
— Мне кажется, я знаю, что произошло, — сказал Лонгин.
Все повернулись к нему.
— Говори, — попросил Марциал.
— Когда варвары напали, одного дозорного, Даора, сняли тихо. Второй, Авл, увидел их, и бросился бежать, его догнали и убили.
— Почему он бежал не к дому, а от него?
— Может, его уже отрезали. Увидел, что варваров много, — предположил Тиберий.
— Я думаю, он все же успел поднять тревогу, — сказал Тит Флавий, — Мандос и ещё двое приняли бой в дверях, а остальные не успели выбраться. Может, уже спали. Варвары подожгли крышу и все, кто был внутри, задохнулись.
— При этом варвары зачем-то всё равно вошли внутрь и пустили кровь уже мёртвым? — недоверчиво покачал головой Лонгин.
— И сколько мог длиться бой? — спросил Марциал, — чтобы успел загореться сарай, и рухнуть навес, придавив лошадей?
— Мандос был здоров, как бык, и способен драться довольно долго, — сказал Тиберий, — он был хорошим бойцом. Анектомар и Тестим схватились с варварами в проходе и помешали выбраться остальным…
Бесс перебил декуриона:
— Анектомар, почему-то, лежит на спине, головой наружу, словно он пятился изнутри дома.
— Мало ли, как его развернуло, когда он получил смертельный удар.
— Видать, Мандос задал им жару, — злобно прошипел Тиберий, — раз они сорвали на нём зло и осквернили тело. Голову снесли явно не одним ударом.
Марциал подобрал меч «Маленького коня», который, почему-то лежал в полудюжине шагов от его тела. Внимательно осмотрел клинок.
— Ни следа крови. Он никого даже не задел. Чего бы варварам разъяриться и изуродовать только одного?
— Он не дал украсть всех лошадей, — не отступал от своей версии Тит Флавий.
Марциал задумчиво поскрёб подбородок, пробормотал себе под нос:
— И порезы ещё эти…
Трибун снова обошёл вокруг пепелища, надеясь найти ещё какой-нибудь след, который мог бы дать ответы на возникающие у него вопросы.
— Ладно. Грузите мёртвых на телегу. Возвращаемся. Тут больше ничего не выяснить.
Въехавшая в лагерь скорбная процессия была встречена гробовым молчанием. Вышел Адриан, он сейчас был старшим в лагере. Остальные легаты квартировали в ставке Траяна, которая разместилась в крепости.
Адриан коротко переговорил с Марциалом, осмотрел покойников. Повернулся к одному из своих контуберналов.
— Пригласи-ка Статилия Критона. Он должен быть в крепости.
Тит Статилий Критон был личным врачом императора.
Контубернал, юноша, едва начавший бриться, убежал исполнять приказ. Вокруг телеги собралось десятка два легионеров. Адриан увидел в первых рядах Гнея Балабола, Диогена и Назику. Рявкнул на них:
— Чего столпились? Всем разойтись! Нечего вам тут делать.
Когда врач прибыл, Адриан поинтересовался у него, что тот думает об обезглавленном теле Мандоса и царапинах на лице Скенобарба, не посвящая Критона в подробности происшествия.
Врач размышлял недолго.
— Я бы сказал, что это медведь.
— Уверен? — переспросил Адриан.
— Вполне. Я, легат, видел немало подобных смертей на играх с участием бестиариев.
Бестиарии — гладиаторы, сражавшиеся с дикими зверями.
— Не может быть медведь, — сказал Марциал, — на груди Мандоса четыре борозды. Медведь оставил бы пять.
— Может удар пришёлся так, что одним когтем он не зацепил? — повернулся Адриан к трибуну.
Тот покачал головой.
— Я бы мог допустить, что ауксилларии были убиты варварами, а уже потом на трупы набрёл медведь, отгрыз голову Мандосу и потеребил лапой лицо Скенобарба. Но, полагаю, зверь бы этим не ограничился. Раз уж он начал рвать плоть, то непременно объел бы трупы, чего не наблюдаю.
— Да, — подтвердил Критон, — я согласен с Гаем Целием. Но я не понимаю…
— Расскажи ему, Гай, — попросил легат.
Марциал кратко объяснил врачу суть дела. Выслушав, тот покачал головой и сказал:
— В таком случае, у меня нет других предположений. Разве что варвары использовали ручного зверя.
— Может, псов натравили? — спросил Лонгин, который все это время стоял возле телеги.
— Следы от когтей собаки или волка были бы меньше, — сказал Критон.
— Если эта собака — не молосский волкодав, — заметил Лонгин.
— Ты преувеличиваешь, Тит, — сказал Адриан, — даже молоссы не так велики.
Критон задумчиво простёр раскрытую ладонь над грудью Мандоса. Задержал, приглаживая другой рукой аккуратно подстриженную седую бородку, нехарактерную для римлянина и роднившую его с Адрианом. Прищурился.
— Нет, собака или волк таких следов не оставили бы, — сказал он негромко, — может быть, лев?
— Во Фракии львов не встречали уже лет тридцать, — возразил Адриан, — а так далеко на севере они перевелись еще раньше. Во время Игр в честь завершения постройки Флавиева амфитеатра львов уже везли исключительно из Сирии и Африки.