Читаем Волки полностью

Ввязываясь в драку, Дардиолай без особого труда опытным взглядом распознал главного среди торговцев и оставил его в живых, приложив рукоятью фалькса по башке. Расправившись с его товарищами, он связал бесчувственного пленника и обшарил мешки. В одном из них нашёл кожаную трубку. Внутри папирус — подорожная грамота, запечатанная перстнем Децима Скавриана, наместника Дакии.

Грамота дозволяла Требонию Руфу заниматься снабжением легионных мастерских к северу от Данубия.

Дардиолай отогнал трофеи в своё логово. Покойников тоже с дороги увёз, и вообще озаботился сокрытием следов своего нападения. В логове он, не применяя силы, одними речами до смерти запугал пленного и узнал от него немало интересного о событиях, происходивших на юге и западе Дакии за последние четыре месяца. Ограбленный обоз снабдил новоиспечённого разбойника хлебом насущным и обеспечил возможность наведаться в легионную канабу.

Обещая Требонию оставить его в живых, Збел не лгал. Он действительно не собирался убивать торговца. При этом он отдавал себе отчёт в том, что стоит тому добраться до лагеря, как «красношеие» немедленно начнут прочёсывать округу в поисках разбойника. Он как раз на это и рассчитывал. Впрочем, подорожная открывала и другие возможности, которыми следовало воспользоваться.

Дардиолай встал, проверил путы пленника, усадил его возле печи, приняв меры, чтобы тот не мог освободиться. Направился к выходу.

— А вы обнаглели, — сказал он, задержавшись на пороге, — уже безо всякой охраны ездите. Как у себя дома. Но это вы поспешили. Придётся начать наказывать.

Угроза прозвучала с оттенком горечи. Когда в начале лета Дардиолай отбывал по царёву делу на восток, всем в окружении Децебала казалось, что дакам достанет сил заставить «красношеих» оправдать своё прозвище не только благодаря шарфам.

«Зубами глотки будем рвать, но землю нашу отстоим!»

Отстояли…

Несколько месяцев прошло, а некогда многолюдный край уже превратился в пустыню, по которой всякая толстожопая мразь беспечно разъезжает, будто это Аппиева дорога…

«Как же вы так, волки? Неужели забыли, какими были воинами? Или не осталось вас? Бессмертными, непокорёнными вошли в чертоги Залмоксиса. Вы уже не знаете горя, а что делать нам, живым? Зачем мы ещё коптим небо, видя разорение родины?»

Дардиолай накормил волов (в числе доставшегося ему добра нашлось и сено) и поехал в Апул.

В сам лагерь ему, конечно, не удалось бы попасть. Нужно знать пароль, который меняется каждый день. Подорожная позволяла беспрепятственно въехать в канабу. Что ж, большего пока и не требуется.

Вол — не лошадь, он исключительно нетороплив. Когда Дардиолай добрался до лагеря, сонное солнце, укрытое за плотной пеленой облаков, миновало зенит. Теперь темнело рано и западный небосклон уже начал наливаться багрянцем. Римский год подходил к концу. Приближались декабрьские иды. Полмесяца оставалось до Солнцестояния, а до любимых римлянами Сатурналий и того меньше.

Декабрьские иды — 13 декабря. Сатурналии — праздник в честь Сатурна, отмечать его начинали 17 декабря.

В канабе легионеров торчало почти столько же, сколько дозорных на стенах и башнях лагеря. Городок не был окружён даже валом, не говоря уж о стене, но на южном и северном въездах были организованы постоянные посты.

Дардиолая встретил легионер, жестом заставил остановиться и встать в очередь. Перед Збелом клавикуларий, начальник стражи у ворот, проверял другого торговца, на борту телеги которого было написано:

«FRATRES·MARCELLI·CORNVA·ET·VNGVLA»

— Чего-то вы не похожи на братьев, — сказал подозрительным тоном клавикуларий.

На телеге и верно сидел тщедушный мужичок, а рядом с ним дородная дама.

— Брат в Виминации остался, — низким голосом ответила вместо мужичка женщина.

— А ты кто?

— Жена его.

— И чего тебя на север с женой понесло? — начальник упорно пытался разговорить мужичка и игнорировал даму, — рабов что ли нет или отпущенников?

— Тебе-то какое дело? — недовольно поинтересовалась женщина, — товар смотреть будешь?

— Показывай, — хмыкнул начальник.

Мужичок, не сказавший ни слова, спрыгнул на землю, суетливо забегал вокруг телеги, откинул рогожу. Легионеры подошли ближе, заглянули.

— А это самое… — клавикуларий недоумённо покосился на борт телеги, — где?

— Чего удивился? Мы разным товаром торгуем, — объяснила женщина.

— Но здесь написано…

— На заборе тоже много чего бывает пишут.

— Да уж, — хохотнул один из легионеров, — братья Марцеллы!

— Ладно, — пресёк веселье начальник стражи, — проезжайте.

Телега «братьев Марцеллов», скрипя колёсами, вкатилась в канабу.

— Бедняга, — сочувственно протянул им вслед один из легионеров-экскубиторов, — поди в чёрном теле его держит.

— Следующий! — распорядился начальник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза