Вспыхнула крыша царского дома. Даки, в оцепенении следившие за жертвоприношением, словно очнулись. Некоторые женщины заголосили, заметались. Мукапор, ни на что более не обращая внимания, отпил из чаши и сел на землю. Его примеру последовали многие воины и старики — садились в круг на землю и пускали по рукам чашу с отравой. Перед тем, как отпить, славили Залмоксиса, поносили римлян. Лица у всех были спокойны и торжественны.
Бицилис не обращал внимания на разгоравшийся пожар, дома поджигали по его приказу. Со стен даки пускали стрелы с зажжённой паклей в сторону храмов, захваченных римлянами. Ничего не должно достаться «красношеим», пусть всё горит.
Андата, мать Дарсы и Меды, притянула к себе детей. Меда, лицо которой было белее снега, отчаянно крутила головой, высматривая мужа. Его нигде не было. Тисса, еле живая от страха, цеплялась за подругу, которая осталась у неё единственным близким человеком.
Цитадель быстро заволакивало дымом, с каждым вздохом дышать становилось все труднее. Люди закашливались, но большинство всё же сохраняло спокойствие. Матери давали отпить вина детям. Дети плакали, не понимая, что происходит. Серьёзный, насупленный Дарса не плакал, но цеплялся за мать. Глаза его бегали по сторонам.
— Эптар! — звала мужа Меда.
Тисса тоже вертела головой, высматривая его.
Наконец, они его увидели. Эптар появился возле Бицилиса. Их окружило ещё несколько воинов. Меда видела, что муж о чём-то спорит с тарабостом. Поднявшийся ветер, раздувающий пламя пожара, донёс до неё слова Эптара:
— Нужно попытаться!
— Мне царь не велел покидать город, я с места не сойду! — крикнул в ответ Бицилис.
Эптар повернулся к одному из стоящих рядом воинов и что-то сказал. Несколько человек закивали. Бицилис махнул рукой, резко повернулся и зашагал прочь, скрывшись в дыму. Больше Тисса его не видела.
Эптар высмотрел их. От женщин и Дарсы его отделяла вереница людей, по очереди подходивших к жрецам за отравленным питьём.
— Меда! — закричал Эптар.
— Я здесь!
— Меда, мы попробуем вырваться! Идите за мной!
Андата скорбно покачала головой.
— Ничего не выйдет. Бесполезно это. Мукапор прав. Лучше уснуть…
Один из слуг, оставшихся с семьёй Сирма до конца, поднёс ей чашу с вином. Андата опустилась на колени перед младшим сыном.
— Выпей сынок. Сейчас попьём, глазки закроем и увидим нашего батюшку. Вот уж он тебе обрадуется, прямо к небу подкинет. Помнишь, как раньше?
Дарса молчал, глядя на мать расширившимися глазами.
— Не бойся, сынок, тут сладенькое. Не бойся. Будешь бояться, Залмоксис рассердится, скажет: «С таким именем и боялся».
Дарсас — «смелый» на языке гетов.
Крики, доносившиеся со стороны стены, где до сих пор кипел бой, становились всё громче. Тисса почувствовала запах палёного мяса. Ей показалось, что иссушенная жаром кожа начала трескаться.
Глаза её метались в панике, а ноги едва держали. На мгновение взгляд выхватил фигуру Мукапора. Жрец повалился на бок, на лице его застыла блаженная улыбка, глаза остекленели.
— Смотрите, люди! — раздался чей-то крик, — Мукапор уже вошёл в чертоги! Пейте, не бойтесь! Залмоксис ждёт нас!
Дюжина воинов затянула песню. Сев в круг и положив руки друг другу на плечи, они ритмично раскачивались. Один уже уронил голову на грудь, бессильно опустились руки, но воин остался сидеть. Товарищи и в смерти поддержали.
Несколько женщин сидели на земле и, не видя никого и ничего, укачивали на руках тела детей, которых яд убил раньше матерей.
— Меда! — Эптар расталкивал людей, пробираясь к жене, — Меда!
— Пей сынок, — поднесла чашу к губам сына Андата, — увидишь батюшку…
— Нет! — закричала вдруг Меда, — мы не умрём! У меня есть муж, он меня спасёт!
Она схватила брата за плечи и оторвала от матери.
— Эптар, мы здесь! — закричала Тисса.
— Меда, не надо… — слабым голосом позвала Андата, — не надо… Давай уснём…
— Нет! — кричала Меда.
Она тащила Дарсу и Тиссу к мужу. Дарса отчаянно извернулся, протянул руку к матери.
— Мама!
Андата закрыла лицо руками.
Эптар добрался до жены, схватил её за руку.
— «Красношеие» оставили западные ворота! Все на восточные лезут! Мы прорвёмся! Бежим!
Он потянул их за собой. Вокруг возникло ещё несколько воинов.
Что было дальше, Тисса почти не помнила. Дым жестоко ел глаза, было нечем дышать. Они бежали сквозь огонь. В голове крутилась единственная мысль — только бы не упасть.
Вот и ворота. Почти сразу за ними крутой склон, усеянный трупами римлян, павших в прошлых штурмах. Под стрелами даков «красношеие» не всех своих убитых смогли унести. Несколько тел все ещё лежали на склоне, скрытые в густой траве. Ждали падения города и погребения. Под стеной валялось несколько поломанных лестниц. Из земли торчали сотни, тысячи стрел.
— Бегите к лесу! — закричал Эптар, — все к лесу!
Но как и куда убежишь, когда город уже месяц в кольце осады…
— Римляне!
Тисса увидела летящих на них всадников. Эптар оттолкнул жену и перехватил фалькс двумя руками.
— Беги!