Волки

Митя шел, разрезая воздух взмахами рук, и думал: «Ну что такое?! Сначала серо-оранжевая кошка весьма нахально перебежала дорогу, невзирая на те знаки, которые я ей делал, предупреждая об опасности, потом меня облаяла, совершенно ни за что, первая же встречная плюгавая собака и, в довершение всего, когда я сел в автобус и оторвал билет, обнаружил на нем загадочную цифру «тринадцать». Странная цифра! Она как бы делит всех людей на везучих и невезучих. А многие, наоборот, верят, что она приносит счастье. А мне, что она принесет мне? Особенно сейчас, когда в душу снова лезут голоса оркестра, исполняющего мелодии воспоминаний. Раньше не было времени заниматься воспоминаниями, я даже болеть любил в одиночку и не подпускал к себе никого, чтобы, хоть иногда, вспомнить о прошлом…»

Его раздумья были прерваны неизвестно откуда взявшимся человеком в сером плаще и кепке, надвинутой почти на самые глаза.

— Спички есть? — спросил человек, явно искавший повода заговорить.

— Спички? Наверно, есть, если не кончились, сейчас посмотрю.

Но не успел Митя опустить руку в карман, где лежали спички, как снова услышал:

— Не надо, у меня зажигалка… Хочешь кошку? Очень красивую, серо-оранжевую. Заблудилась, видно. Но не бродячая, уж больно ухожена!

— Нет, мне не надо. А что ж себе-то не возьмешь?

— Я, знаешь ли, терпеть не могу кошек, и на то есть свои причины. Моя жена их обожала. Ссылалась на древних египтян, мол, святыми они там были. Да и в ней самой было что-то кошачье: и в глазах, и в фигуре. За это и полюбил ее поначалу, а потом как бы проснулся и увидел все по-другому. У нее была своя тайная жизнь, в которую я проникнуть не сумел. Пытался ее понять, найти с ней душевный контакт — не получилось. А то, что меня привлекало, было лишь маской.

Митя был поражен этой вроде бы случайной встречей и не стал сразу уходить. Только спросил:

— И вы расстались?

— Естественно. Душа моя истощилась. А если бы не расстались, я бы ее убил. Чувствую, что убил бы. Ложь она в себе несла. Вот и прихожу в себя, как после долгой болезни. Один.

— Не тяжело одному?

— Поначалу было сложно. Все тянуло туда, где она. А потом заставил себя не ходить. Кругами ходил около ее дома, но близко — ни-ни, себя страшился. А кошек с той поры не переношу.

— А что же мне-то предлагаешь?

— Все по-разному к ним относятся. — Он улыбнулся и продолжил: — Я где-то читал, кажется, в сатирическом романе или рассказе, точно не помню, такую фразу: «С тех пор как я лучше узнал людей, я все больше отдаю предпочтение животным…» Здорово, а? Ты меня извини, что я с тобой заговорил, задержал…

— Ничего, — сказал Митя, — все нормально.

Эта странная встреча подействовала на него успокаивающе. Он попрощался со случайным собеседником и зашагал дальше — к тому дому, на чердаке которого прятался Седой. Митя поднялся на последний этаж и на половике, возле одной из дверей, увидел серо-оранжевую кошку, которая презрительно его оглядела и тихо мяукнула. На площадке было грязно. Валялись обрывки газет и какой-то клочок бумаги. Митя поднял его и с удивлением обнаружил, что это билет. Отчетливо виднелась цифра «тринадцать».

Свет на площадке был тусклым, и в полумраке Митя успел заметить устремляющуюся к нему женщину, тело которой извивалось, как у животного. Она вытянула вперед руки, словно просила о чем-то. Это была та, которую он убил. Митя отшатнулся, но вспыхнула лампа, и видение исчезло. Серо-оранжевая кошка мирно сидела возле двери. Никого больше не было. «Устал я, — подумал Митя, — все это нервы!»

Он поднялся по узкой лестнице, ведущей на чердак, и постучал, как было условлено, в металлическую дверь.

Открыл ему Костолом. Он как бы нехотя впустил его внутрь и тихо сказал:

— Совсем худо Седому. Помрет он… Что делать-то?

Митя прошел в комнату. Седой лежал на старом диване и стонал.

— Это ты, Митя? Вернулся? А я помираю.

— Ладно тебе, Седой, ничего не будет. Я о тебе позабочусь.

— Что ты, Митя, сможешь сделать? Тебя же ищут, не ровен час, напорешься на кого, тогда — поминай, как звали.

— Не думай ты об этом, ничего не случится, я врача найду.

— Где ты его найдешь? Побоятся они сюда идти.

— Это моя забота, — сказал Митя, — потерпи немного…

Надо было срочно что-то предпринять, но, как ни странно, в эту минуту Митя подумал о собственной участи. Он вдруг совершенно отчетливо представил, что и он сам, словно раненый зверь в берлоге, отлеживается где-то в случайном доме, и люди, которые рядом с ним, тоже случайны, а его жизнь и смерть зависят от настроения этих людей. В самом деле, нельзя же считать Костолома близким Седому человеком.

«Да, — подумал Митя, — правы древние: что бы ты ни делал и о чем бы ни думал, не забывай одного: возможно, что в следующее мгновение ты умрешь…»

Из раздумий его вывел голос Костолома.

— Что делать будешь?

— Придумаю что-нибудь, — ответил Митя. — Ему врач нужен. Первого попавшегося звать нельзя, он не поедет, да и продать может.

— Время не терпит, — сказал Костолом, — помрет он. Может, заражение у него?

— Не каркай, откуда ты знаешь? Что мы с тобой в этом понимаем?