Волки

Вопрос прозвучал неожиданно резко. Женщина вздрогнула и собиралась уже кинуться за спасительную стойку бара, но Перец снова схватил ее за рукав.

— Нет… я… то есть…

Она замолчала.

Что она могла сказать этому молодому цыгану, вопрос которого означал только одно: «Ты все знаешь, не скрывай, а то тебе плохо придется…»

— Местная ты, местная, — настойчиво твердил Перец, — и всех, кто сюда ходит, хорошо знаешь.

— Местная я!.. — истошно прокричала женщина.

— Кто этот, который убил нашего брата?

— Из блатных, — испуганно проговорила женщина, — в большом авторитете он был когда-то.

— Это мы и сами знаем, а вот как его отыскать?

— Не знаю я этого, ребята, не знаю, откуда мне знать?

— Врешь ты, курва, боишься…

Увидев мелькнувший перед ней нож, женщина упала на колени.

— Не тронь ее, Перец, она и так все скажет, — сказал Мишка.

Из-за стойки бара раздался собачий лай.

— Успокой пса, — приказал Перец, — а то мы пришьем его.

— Замолчи, Карден, — крикнула женщина.

С противоположной стороны от входа, из подсобки, вышел высокий широкоплечий мужчина.

— Что тут случилось, Наташа? — спросил он.

Но она только промолчала. Мужчина быстро сообразил, в чем дело, и спокойно, словно уже привык к подобным ситуациям, обратился к цыганам:

— Отпустите ее, со мной говорите.

— Цыц, ты, — прикрикнул на него Перец, — с тобой особый разговор будет. — И он достал пистолет.

Мужчина кинулся на пол, но выстрела не последовало. В ту же секунду раздался смех. Это смеялся Мишка.

— Откуда здесь столько гнид набралось? — ни к кому не обращаясь, спросил Мишка. — Подло Бамбая пришили…

— Да он-то здесь при чем? — сказала женщина. — Он хозяин этого бара, и все, что здесь происходит, его мало трогает. — Ему накормить, напоить всех надо и деньги заработать.

— Верно говорит, — сказал Перец. — Так где же отыскать этого, как его кличут-то?

— Откуда я знаю? — сказала женщина.

— Не тронь ее, — крикнул хозяин бара. — Седым того кличут, и взять вам его не удастся. Он покруче вас будет.

— Это не твоя забота, мы сами разберемся, а ты скажи, где отыскать его.

— На «дне» он. После того случая залег.

— Ну а кто из его дружков вокруг ошивается, может, знаешь?

— Да вы что, ребята, смерти моей хотите? Или вы, или те меня пришьют. Какой выбор?

— Выбора у тебя нет, — усмехнулся Перец, — говори.

— Знаю я одного пацана в кожанке, который в тот раз с Седым приходил. Он должен был вашему Бамбаю большие бабки. Из-за этого вся история и вышла. Седой пришел его отмазывать. Вообще-то Бамбай сам нарвался, задирал он Седого. А тот, сразу было видно, не хотел никакой мокрухи, просто поговорить решил.

— Ладно, — успокаивающе покачал головой Перец, — не бойтесь, никого мы не тронем. Поговорить бы с этим «кожаным».

— Да уж он, наверное, этот бар за версту обходить будет. Прячется, — размышлял вслух хозяин бара.

— Припрется, молодой еще, неопытный.

— Может, и явится, — сказала женщина, — я знаю одну деваху, с которой тот «кожаный» ходит, она-то наверняка придет сегодня. Любит здесь пиво пить.

— Сегодня придет? Точно знаешь? — спросил Перец.

— Придет, — уверенно проговорила женщина.

— Хорошо, дождемся, — сказал Мишка.

В баре гремела музыка, из приемника доносился тяжелый рок.

— Выключи эту пакость, — попросил Мишка. — У тебя гитары, случайно, нет?

— Есть у нас гитара, есть, принесу, — крикнул хозяин бара.

— Если позвонишь кому по телефону, а я слышал у тебя в дежурке телефон звонил, в ад попадешь, — пригрозил Перец.

Через пару минут Мишка уже настраивал гитару, и, казалось, что в баре собрались лучшие друзья и не было никакого скандала.

— Вот что, ромалэ, — сказал Мишка, — не нравится мне это ожидание, напоремся мы на неприятности. Что Митя сказал: «Послушайте, посмотрите!», а ты, Перец, целый базар устроил.

— Ничего, — усмехнулся Перец, — посговорчивее будут.

Двери бара то и дело открывались, но заглядывавшие в них люди, увидев цыган, внутрь не заходили.

— Спой, Мишка что-нибудь, — сказал Перец, — а то время медленно идет и водка не в радость.

— Завода нет, — ответил ему Мишка, — наверно, погода сегодня такая.

Перец понял его замечание о погоде и больше не приставал, но постепенно Мишка успокоился и стал напевать какую-то грустную песню.

Смысл ее был понятен только цыганам, но слов и не требовалось — все говорила музыка. Повсюду разливались тепло и грусть. Умел Мишка играть на гитаре, был он таким мастером своего дела, что цыгане только охали, когда он брал в руки инструмент. И даже Перец, жестокий и беспощадный цыган, не раз говорил ему:

— Что ты, морэ, с нами вяжешься, шел бы в ансамбль, не ломал себе душу…

— Я — цыган, — отвечал ему Мишка, — и жизнь моя с братьями моими…