Волки

Все повернулись к дверям и тоже на мгновение оцепенели. Молодой цыган, наконец-то вырвавшийся из рук сдерживавших его товарищей, кинулся к двери, но Митя достал пистолет и неторопливо растягивая слова, произнес:

— Угомонись, не заставляй меня сделать непоправимое. Я не виновен в смерти твоего брата. Его убил Седой.

— Кто этот Седой? — закричал цыган. — Почему он живет до сих пор?

— Я вернулся для того, чтобы решить эту проблему, — сказал Митя, — она непроста. Седого надо отыскать!

— Он что-то недоговаривает, ромалэ, — крикнул цыган. — Надо его перед крисом поставить. Цыганский суд ему быстро мозги вправит.

Митя размахнулся и изо всей силы ударил молодого цыгана, так, что тот отлетел в угол.

— Щенок, — крикнул Митя, — всё и так запуталось, а ты еще базар устраиваешь. И без тебя тошно. Седой — крепкий орешек. У него банда, и в ней опытные профессионалы. А еще я узнал от блатных, что сегодня ночью был налет на одну фирму. Седой поработал. И там мертвяков много. Если Седой идет на мокрое, значит, он озлоблен.

Тари похолодел. Как же это он раньше не догадался? Только сейчас, когда Митя произнес эти слова, Тари понял, что он хорошо знает Седого. И шумом, и криком здесь не поможешь, надо дождаться, когда все успокоится, и спокойно поговорить с Митей.

— Ромалэ, — сказал Тари, — этот человек не нашей крови, но мы оказали ему приют и спасли от смерти. Он не обманет нас. И он найдет Седого и сделает все, что будет надо. Расходитесь, ромалэ, все будет как надо.

Митя кивнул Тари в знак согласия и устало прошел к столу. Он помолчал немного и тихо добавил:

— И еще хочу я сказать вам, ромалэ: с Седым вместе был Гурано, ваш брат по крови. Знаете вы, кто такой Гурано? Они с Седым вместе сидели. Они как братья. И Гурано не отдаст Седого.

— Крису отдаст, — снова выкрикнул молодой цыган. — К барону ехать надо.

— Без тебя разберемся, что надо делать, — сказал Тари.

Молодой цыган несколько поутих, стал мрачным и, направляясь к выходу, сказал с угрозой:

— Гляди, морэ, — сплюнул он в сторону Тари, — чужака защищаешь. Это тебе так просто не обойдется.

Остановив взглядом Тари, попытавшегося было догнать молодого цыгана, Митя резко сказал:

— Идите, ромалэ, оставьте нас вдвоем с Тари, кое-что обсудить надо.

И все вышли, приняв слова Мити как должное. Тари подошел к Мите.

— Ну, морэ, говори, что хотел сказать?

— Вот что, парень, — начал Митя, — таиться мне от тебя нечего. Дело слишком серьезное. Сначала я хотел поговорить с Гурано сам, ведь он — цыган и должен знать, что рома против братьев своих не идут. Но там вот что: Седой когда-то спас ему жизнь. В зоне. Пришить его хотели, а Седой не дал. И теперь Гурано отдаст свою жизнь, но спасет Седого. Но самое главное, Тари, и ты обязан это знать: Седой — мой друг. В одном дворе мы росли, и я всегда был рядом с ним. Еще с самого детства. Правда, уголовными делами я не занимался, но был возле Седого, пока он на свободе гулял.

Тари вздохнул.

— Чувствовал я это. Все время казалось, что ты и раньше был знаком с Седым.

— Да, Тари, если бы он был чужим для меня, я бы давно взял его жизнь. А так — не могу. И отдать его вам не могу. Одно знаю точно: не хотел он крови Бамбая, сам ты знаешь, что за человек был Бамбай, все время нарывался, на рожон лез, оскорблял людей.

— Знаю, — согласился Тари. — Так что же нам делать?

— Виделся я с Седым, говорил с ним, но узел развязать не смог. Не идет он на уступки. У Бамбая нет родни, кроме брата. Мстить за него, конечно, будут, но не так, как за тех двух цыган, у которых семьи остались. Может, за Бамбая отступного взять? А тех, двоих, Седой не убивал, местные крутые пришили в баре.

— Точно знаешь? — спросил Тари.

— Да, все разузнал…

— Знаешь что, Митя, надо нам с тобой к барону съездить, поговорить с ним. Он-то уж наверняка скажет, как поступить.

— Я не против. И если барон скажет, что мне не надо больше жить, я тоже не буду возражать. Что моя жизнь? Одна горечь. Были у меня два самых близких человека, и оба предали, и обоих я убил. Иногда мне кажется, что лучше бы не было этого, пусть бы они жили.

— Нет, Митя, ты правильно поступил.

— Нет на земле существа, — продолжал Митя, — которое было бы уверено, что оно поступает правильно. Тот, кто не сомневается, тот — не человек. Нельзя его назвать человеком. Только не всегда люди могут отличить добро от зла. По-твоему, убить того, кто убил, необходимо. А если он убил, защищая свою жизнь? А если тот, кого он хотел убить, тоже защищал свою жизнь? Эта цепочка бесконечна. И не мы ее начали…

— Ладно, Митя, барон все решит, сегодня же уезжаем в табор.

— Так и будет, — ответил ему Митя…

Среди пораженного эгоизмом мира встречаются люди, которые в глубине души болезненно переживают за свои ошибки и уж тем более остро воспринимают собственную жестокость. К таким людям относился и Валерка. В любом своем поступке он пытался увидеть корни этой самой жестокости, не подозревая даже, что в его случае, как, впрочем, и во многих других, речь идет о болезни времени, присущей многим, хронической и неизлечимой болезни.