— Прошлое и у меня болит, — сказал Митя. — Ты ведь вроде бы бросил все, завязал, а сейчас опять. Зачем тебе это? А если поймают, на старости лет — тюрьма! Что, тебе денег мало?
— Денег у меня полно, а вот как глянул, что вокруг творится, так душа моя и возмутилась.
— Ничего ты не переделаешь, Седой, не под силу тебе это. Люди остаются людьми, и много чего у них внутри таится. Бывает, снаружи чистенькие, а наступит момент, и все из них выскакивает: и ложь, и зависть, и даже ненависть. Беспричинная ненависть к другому человеку.
— Это я повидал, — кивнул Седой. — Только вот сегодняшним гадам, которые из всех щелей повылезли, пощады от меня не будет.
— Ох и много же их, Седой, много! Не управиться тебе со всеми. Пока до кого-нибудь доберешься, тебя прихлопнут, как муху.
— Наверно, Митя, так и будет, но кое-кто от меня поплачет.
— А пацана этого, Валерку, разве тебе не жаль?
— Чего его жалеть, он отрезанный ломоть! К деньгам без меры рвется, к красивой жизни, а как она достается — сам знаешь. Пусть понюхает крови. Не уйти ему.
— Так ты его уже в крови испачкал?
— Был он со мной на деле, — уклонился от ответа Седой.
И Митя понял, что кровь уже пролилась. Они посидели еще немного, потом встали и, кивнув друг другу, молча пошли в разные стороны…
Цыгане шумели, спорили, стараясь перекричать друг друга. В табор приехал Савва, и это было событием. Удивительно, но в последнее время он всегда появлялся именно тогда, когда уезжал барон. Цыгане любили Савву, знали о его отношениях с бароном, и многие из них были на стороне молодого рома. Закон цыганский непреложен, но жизнь сильно изменилась, и нельзя не замечать этого. Как можно замыкаться в собственном мире, когда этот мир сузился до предела и трудно стало затеряться в просторах России.
Савва поднял руку, и воцарилась тишина. Даже старые цыгане замолкли в ожидании того, что он скажет.
— Ромалэ, — начал Савва, — я никогда не шел против цыганского закона, но он устарел!
Среди цыган снова поднялся шум.
— Что ты хочешь сказать, Савва?
— Объясни!
— Дэвлалэ![12]
Что он говорит?!Выкрики продолжались бы еще очень долго, но Савва снова поднял руку, и цыгане притихли.
— Я скажу, ромалэ. Вы все, как лошади стреноженные, ходили по кругу и боялись из него выйти. Делай то, что говорит закон, — и все. Но закон слеп и не видит, что все вокруг другое. Вы живете так, как жили тысячу лет назад.
Вперед вышел старик, и опираясь на массивную палку, с достоинством произнес:
— Мы любим тебя, Савва, и даже перед бароном всегда защищали, но ты — щенок. Если бы не наш закон, на земле не осталось бы ни одного цыгана. Если бы мы прислушивались к тому, что говорят чужие, давно уже погибли бы все до единого. Чего ты добиваешься? Все крутишь и вертишь, а главного не хочешь сказать… Тебе не нравится кочевье? Ты хочешь в город уйти? Говори, не скрывай. Если хочешь уходить — уходи, но не тяни за собой других.
— Ты, старик, — поклонился ему Савва, — заблудшая душа. Твой век на исходе, а молодые уже не могут сегодня по лесам и полям скитаться. Многие хотят уйти и пусть идут, не держите их.
— Они погибнут среди чужих! — выкрикнул старик.
— Это не твоя забота, пусть они подумают о себе сами. Не все чужаки — враги для нас, среди них очень много хороших людей.
— Мы дали приют чужому, и горе принес он нам.
— Знаю я об этом, и тот человек ни в чем не виноват. Вы спасли его от власти, так было всегда… Почему вы отбросили Ружу, разве она причинила вам горе?
— Бэнг вселился в ее душу, она опозорила нас, связалась с чужим, и крест повис на ней.
— Многие из вас верят в христианского бога, и ничего от этого не меняется… — вздохнул Савва и добавил: — Я ухожу в город, ромалэ, и тот, кто захочет, может ехать со мной, остальные пусть живут как хотят.
— Мы думали, что ты станешь бароном, — снова выступил вперед старик, — но ты бросаешь нас.
— У вас есть барон, вы сами его выбрали.
Но он не успел закончить — перед цыганами появилась Ружа. Это было настолько неожиданно, что на мгновение все онемели. Цыганка не имела права появляться среди мужчин, тем более при таком серьезном разговоре. Раздались возгласы:
— Проклятая!
— Ведьма!
— Что тебе здесь надо?
— Уходи прочь…
— Гоните ее, ромалэ!
Не обращая внимания на выкрики, Ружа прошла сквозь толпу цыган, и никто не посмел остановить ее, потому что она вела за руку маленькую Рубинту. Толпа притихла.
— Делите табор, ромалэ, — сказала девочка, — и маленькими группами расходитесь. Здесь стало опасно. Вас больше не потерпят в этих краях.
И так же неожиданно, как и появились, Ружа и ее дочь исчезли. Страх охватил цыган, они знали, что все предсказания этого ребенка сбываются. Многие кинулись запрягать лошадей и собирать вещи. Остались старик и Савва.
— Прощай, Савва, — сказал старик, — мне будет не хватать тебя.
— Бог даст, может, и свидимся еще, — ответил ему Савва.
Через несколько минут на поляне не осталось ни одного человека…