Волки

Митя выглянул в окно и вздрогнул. Глазам стало больно от неестественно резких красок, наложивших свой отпечаток буквально на всем. Только что покрашенная ярко-зеленая крыша резко контрастировала с изумрудно-оливковыми ветками деревьев, стенами желтых домов и одиноко мерцающей серой башней. Пепельные облака плыли невозмутимо и непокорно, следуя своим собственным курсом, на ходу принимая всевозможные очертания. И их совершенно не заботило, кто и что подумает об этом.

«Завидна доля людей оценивать свои поступки как бы со стороны, — подумалось вдруг Мите. — Люди бы и рады не думать об этом, да так уж устроены, что не могут. И уставшие от однообразия, глаза выискивают для себя что-то необычное, поражающее воображение. А может быть, это оттого, что жизнь не позволяет остановиться, гонит и гонит куда-то, как листок, сорванный ветром… Все мы — летящие в пустоту осенние листья…»

Город всегда рождал в Мите двоякое чувство. С одной стороны, он знал, что толпы стремительно бегущих людей — только часть непременной и не всегда доступной человеческому пониманию городской суеты, а с другой — постоянно боролся с желанием все бросить и умчаться подальше. И это настороженное отношение к каменному оборотню особенно обострилось от ощущения одиночества, загнанности. Но теперь он понял, что суматоха и разлад не снаружи, а внутри. И от себя уехать невозможно.

Митя наглухо отгородился от всего мира. Он боялся, что в его жизнь проникнут чужие. Но не сумел защититься. И вот сейчас, встретив Алину, он, словно растоптанный цветок, начал поднимать голову, выгибаться, подставляя ветру и солнцу свое израненное тело. Человек с трудом залечивает свои раны…

Дождь никак не хотел останавливаться, поливая все подряд — и ветви деревьев, и стены, грязные от водных подтеков, и немногочисленных прохожих.

Дождь смоет все! Он призван очищать, подминая под себя тоску и грустные тени.

— Тебе надо уехать из города, Митя, — сказала Алина. — Тебя ищут.

— Откуда знаешь?

— Видела Валерку в баре.

— И что?

— Он собирался зайти сегодня.

— Не боишься? — спросил Митя.

— Подумаешь, — ответила она как можно небрежнее, — кто он мне?

Митя рассмеялся.

— А я?

— Ты — другое дело!

— Когда-то и он был для тебя другим.

— Все проходит, Митя, и в этом виноваты мы сами.

— Что-то ты рано устала, моя милая, — усмехнулся Митя, — не по годам. А Валерку мне жалко. Седой его изуродует, не на ту дорогу выведет, а потом оставит одного.

— Тебя же не вывел, — ответила Алина.

Страсть вспыхнула в них негасимым пламенем, и не было их счастливее в эти минуты.

Ночь назойливо билась в светящееся окно. Они лежали притихшие, боясь пошевелиться и разрушить связывающую их хрупкую оболочку. Он положил руку ей на грудь, и она тяжело вздохнула от тяжести этой руки. Запах мужского пота и сигарет хлынул к ней. Митя обретал себя, забывая все, что стояло за ним и называлось прошлым. Она почувствовала упругость мускулов, наполненных жизненной силой, и на мгновение забылась… Раздался звонок телефона…

Валерка кричал, захлебываясь.

— Ты что, не хочешь меня больше видеть?

Алина успокаивала его, понимая, что, если сказать ему правду, он может натворить Бог знает что.

— С чего ты взял. Просто я занята, ничего не случилось. Пройдет несколько дней, и мы встретимся. Потерпи немного.

Но чувствовала Валеркина душа, что неладное происходит. Разве душу обманешь? А сердце успокаивало. Может, и в самом деле какие-то проблемы? Но ведь они и раньше возникали, а Алина себя так не вела. Значит, что-то произошло.

— Я приеду, — сказал Валерка, — поговорим.

— Не приезжай, я ухожу.

Голос Алины был сухим и жестким, и Валерка понял, что он чужой. Неукротимыми волнами в нем поднялась ярость: «И это в такую минуту, когда я попал в переделку? Эта сука предала меня. Ну что ж, я с ней разберусь!» Разум подсказывал: «Оставь ее, если она предала, значит, нельзя на нее надеяться. Пусть спокойно уходит, в мире много тех, кто не предаст!» И снова пересиливал голос чувства. «Уничтожь ее!» — твердил он.

Первым делом, чтобы успокоиться, Валерка напился и побушевал немного в компании друзей, которые никак не могли взять в толк, что с ним происходит. Никогда он не задирался со своими. Но маленький коренастый Чиж, старинный его кореш, сразу понял, в чем дело, и потихоньку сообщил остальным, что буйство Валерки связано с бабой. Ребята поняли и стушевались. Поздно вечером, когда все разошлись, Валерка отправился разбираться с Алиной.

— Кто звонил? — спросил Митя, когда Алина вернулась в комнату. — Твой?

— Ага, — кивнула она. — Понял, что я с другим.

— Ты, наверное, часто его предавала? — спросил Митя и отвернулся. Знакомая боль пронзила его сердце.

— Что вы все понимаете? Предавала, предавала. Что он мне может дать, этот малый? Ничего.

— Ладно, — сказал Митя, — я как будто обокрал кого. Но ведь и меня обокрали. И получается, что мир состоит из воров: все друг у друга крадут. Заколдованный круг.

— Да пошел ты, — сказала Алина и пошатнулась от оплеухи, которую тут же получила от Мити.

— Ты со мной так не говори никогда, иначе я тебя прибью.