Волки

— Это верно, Тари, — согласился Митя, — но я бы хотел попросить у вас отсрочки, вроде отпуска, ненадолго. Хочу при Седом побыть, пока он жив.

— Правду говорит, ромалэ, — сказал цыган постарше. — Уважить это надо. При умирающем друге хочет побыть. Он вернется, я верю. А ты, что же, морэ, одного его оставил?

— Нет, с ним баба! Приглядывает.

— А, ну ладно. Тогда посиди с нами, выпей. Время есть. Потом пойдешь.

Митя присел. Ему налили водки, и он залпом выпил.

— Вы, ромалэ, — сказал Митя, — не тревожьте душу мою. Вы меня успели узнать и потому понимаете, что зла вам от меня не будет. Но тут ведь интересы пересеклись. Так распорядилась жизнь или судьба, кто знает? Седой с вами почти в расчете и, если вы думаете взять у него жизнь, то я вам ее не отдам. Бог ее возьмет.

Митя говорил, и ему в самом деле казалось, что Седой умирает от раны, хотя все это он только что придумал. Но цыгане — люди эмоциональные, и они верили ему. Да и кто будет врать о смерти друга?! Это плохая примета, и если говорить о смерти постоянно, то она непременно придет.

— Дэвла — бог цыганский, — сказал Тари, — решил, чтобы Седой умер, и так и будет.

Митя про себя усмехнулся. Душа его содрогнулась от неверия, но он и вида не подал, а только тихо сказал:

— Богу видней, как поступить с человеком!

Цыгане закивали головами. Йончи, пожилой цыган, огладил бороду и посмотрел вокруг:

— Что хочу сказать, ромалэ: судьба у каждого своя, а мы чужих сроду до себя не допускали. И вот так случилось, что Митя с нами. Жизнь чудеса вытворяет. Таборные ему жизнь спасли. Потом он Бамбая от смерти спас, да не уберегся Бамбай. И от кого? От Митиного друга не уберегся. И теперь Митя опять к нам пришел, не побоялся. А ведь не знал он, что у нас в голове? На смерть шел. Должны мы уважать такого человека, а, ромалэ, я вас спрашиваю?

Цыгане молчали, потому что ответа и не требовалось. Никто не может тронуть человека, который пришел к ним сам. Просто так пришел или защиты искать — все одно: он в безопасности. Пока среди рома находится. А покинет их — они решат, как поступить.

— Ты, Митя, в последнее время рядом со смертью ходишь. И не знаешь того, что пока мы здесь говорим, может, на ту хазу, где твой Седой скрывается, уже налет сделали.

Тари помолчал.

— Откуда знаешь? — спросил Митя.

— Свои люди везде есть. За ловэ мать родную продадут.

— Продал пацан? — резко спросил Митя.

— Понимай как хочешь! Если голова есть, разберешься.

Митя рванулся к телефону, набрал номер Алины.

— Слушаю, — раздался ее голос.

— Забирай Седого и уходи, — тихо сказал Митя. — Бери машину и отвези его. Хотя нет. Я сейчас приеду, дождись меня. — И Митя положил трубку.

— Он же умирает, — сказал Йончи.

— Пока еще жив, — ответил Митя и выскочил из комнаты.

— Митя, — послышалось вдогонку, — я подвезу тебя. — Это кричал Тари.

Через полчаса Митя уже был возле дома Алины. Он выскочил из машины и, не оглядываясь, кинулся в подъезд. Тари проследил за Митей взглядом, ничего хорошего не сулящим тому, кто мог причинить ему вред.

Митя открыл дверь своим ключом и сразу же наткнулся на Седого и Алину, уже одетых и готовых к выходу.

— Наконец-то, — воскликнула Алина.

— Ты останешься дома, — приказал Митя. — Пойдем, Седой, я тебе помогу, держись за меня.

Митя снова обратился к Алине.

— Если придут, — резко проговорил он, — ты ничего не знаешь. Меня не знаешь и Седого не знаешь. Я потом отыщу тебя.

— Митя, — крикнула Алина, — а как же мы?

— Помолчи, я все сказал. Найду тебя.

Митя и Седой спустились на лифте, и, пока Седой стоял в подъезде, Митя выглянул наружу. Машина Тари была на прежнем месте. Митя подскочил к ней. Открыл дверцу.

— Слушай, Тари, вот что я тебе скажу. Седого спаси. Меня можете прикончить за то, что я так поступил, но Седого спаси.

Тари кивнул. Митя вернулся в подъезд, вывел Седого и усадил в машину. Тари нажал на газ. Машина резко рванулась с места и затерялась в суматохе города.

Менты опоздали на полчаса. Когда они пришли к Алине, она сидела в кресле и читала журнал мод…

Ехали молча. Митя сидел рядом с Седым на заднем сиденье, искоса поглядывая в окно. Изредка Седой стонал от боли, и тогда Митя поднимал на него глаза и просил:

— Потерпи, Седой.

— Слышь, Митя, — сказал Седой, — а куда нас везет этот цыган?

— Не переживай, Седой, он друг.

— А все же, куда?

Тари ударил по тормозам. Машина остановилась. Встали у обочины.

— Потом пригонишь машину, слышь, Митя, — буркнул Тари, приоткрыв дверцу.

— Читаешь мои мысли, — кивнул ему Митя.

— А чего тут сложного? — пожал плечами Тари. — Боится он меня.

— Он тебя не знает, — пояснил Митя.

— Он всех боится, — повторил Тари.

— Это по-цыгански, — улыбнулся Митя.

— Ошибаешься, морэ, по-цыгански — не бояться всех надо, а быть настороже. Пойду я, без тачки доберусь до своих. А ты отвезешь его, куда ему надо, и машину пригонишь. Лады?

Митя наклонил голову.

— Я приду, Тари, — сказал Митя, — не сомневайся.

— Нет причин, ты сроднился с нами. И потом я уже успел немного понять тебя. Ты никого не продаешь!

Седой молча слушал, переводя взгляд с Мити на Тари, потом отвернулся.

— Бахталы![15] — сказал Тари, выскакивая наружу.