Волки большого города (СИ)

— Скажу, что это неуважение к раненому вожаку и его сыну, — хмыкнула Кейт. — Они от такого вечно хвост поджимают.

Кейт не хочет показывать, но Джеку кажется, что она переживает и за стаю, которая теперь стала ее домом. Временным ли? Или Кейт всё-таки остановит свой собственный бег? Ричард может давать ощущение дома, Джек это точно знает.

Джек находит Ричарда в маленькой задней комнате, где пахнет землей. Она еще осталась на центральном столе, где Джек, Генри и мама пересаживали растения, когда им позвонили и сообщили об аварии. Несколько брошенных горшков тут же.

По стенам многочисленные растения, маленькая и любимая мамой оранжерея. Для того, чтобы видеть и чувствовать ее, ей не нужно зрение. А многие травы, которые она выращивает, потом с удовольствием берет старый волк Франклин. Как он любит говорить, медицинское образование научило его, что иногда полезны и травы. Ричард в такие моменты всегда со смехом добавлял «о да, травка вылечит что угодно!»

Сейчас Ричард стоит у большого окна, которое обвивают лозы ползучего растения. Сквозь мутное стекло смотрит во двор. Его пальцы в тяжелых металлических кольцах отбивают нестройный ритм на деревянном столе.

Джек не любит чужие прикосновения, но ему почти физически необходимо касаться семьи. Может, это пошло от матери, от ее осторожных касаний кончиками пальцев, которыми она всегда проводила по лицу или рукам. Джек настолько к ним привык, что ему самому они требовались.

И сейчас он тоже хочет обнять Ричарда, просто почувствовать, что тот жив и в порядке. Но Джек осмеливается только подойти и робко положить подбородок на плечо брату. Он бы хотел сейчас быть волком, чтобы ткнуться носом, и это сказало бы больше любых слов.

Джек тоже смотрит во двор. На оставшиеся с их детства качели, чуть кривоватые, но любимые. У них никогда не было сада — зачем, если мать его не видит? Зато двор всегда в распоряжении детей.

Ричард стоит молча, только его пальцы замирают, больше не отстукивая ритм.

Джек внезапно думает: почему бы и нет?

— Пойдем! — говорит он. — Обратимся и побегаем. Чего тут сидеть!

Ричард косится на него:

— Давай в другой раз.

И Джек использует запрещенный прием:

— Ты мне обещал! Хочешь не выполнить обещание?

Этого Ричард никогда не хочет, поэтому вздыхает и вяло идет за Джеком во двор. Он первым стягивает кофту, и Джек замирает при виде ушибов и особенно темного синяка, который пересекает правую половину груди брата.

След от ремня безопасности, понимает Джек.

Он сам скидывает клетчатую рубашку, стягивает футболку и ежится от пронизывающего ветерка. Ричард терпеливо ждет его, пока Джек справляется с ремнем на джинсах и начинает обращение.

Ломающиеся кости, мышцы — это больно каждый раз. Но боль быстротечна, а потом накатывают новые ощущения. Изменившегося тела, иного строения и окружающего мира, у которого будто выкрутили ручку громкости и яркости.

Это всегда пьянит. Как постоянна боль от превращения, так же постоянно для Джека оглушающее счастье от изменений. Он первым устремляется к неприметному куску забора, который сделан как будто для собак, с дверцей. На самом деле, для волков, чтобы те сразу нырнули в начинающийся за домом лес.

Ричард идет за ним. Крупнее, сильнее, но на этот раз Ричард следует за Джеком, а тот ведет его тропками по палым листьям, которые видны только волкам.

Мир вокруг такой огромный, но он принадлежит им. Лес обнимает их шкуры, ластится к шерсти опадающими листьями, щекочет прутиками, приветствует запахами ягод и орехов, нашептывает шебуршанием белок и переговорами птиц в высоких ветвях.

У леса много детей. Он любит их всех. Волки отвечают взаимностью.

Мягкие лапы Джека неслышно касаются лесной подстилки, он выбирает направление, руководствуясь только чутьем, инстинктом, ощущением единения с миром вокруг. В какой-то момент Ричард наконец перестает бежать сзади, пристраивается рядом. Выждав удобный момент, Джек сбивает его с ног, валяет в траве, покусывая за ухо и виляя хвостом.

Ричард наконец-то отвечает.

Они возвращаются во двор через пару часов, довольные и усталые. По-собачьи отряхиваются, прежде чем обратиться в людей. Забор достаточно высокий, чтобы скрыть их от любых любопытных взглядов.

Джек отфыркивается и залезает в джинсы и футболку, накидывает сверху рубашку. Улыбаясь, Ричард вытаскивает из его спутанных волос мелкий листочек. Говорит:

— Спасибо.

Джек усаживается на детские качели. Теперь они маловаты, но он умудряется втиснуться. Он слегка покачивается, цепляясь за цепочки.

— Я так испугался за тебя, Дик. За отца тоже, но ты…и боялся за тебя сегодня.

Ричард прислоняется к металлическим перекладинам рядом:

— У меня было ощущение, как тогда… после Мортонов. Как будто я уже не принадлежу самому себе. Как будто мной распоряжается кто-то другой.

— Ты же знаешь, это не так, — мягко говорит Джек. — И стая ждет тебя. Ты им нужен, пока отец не может вести. Мортоны ведь на это и рассчитывали. Начать в стае хаос, причинить боль тебе…

— Почему же я выжил? Я ведь был в той машине с отцом.