Волки и вепри

— А как загудит, когда захрюкает та свинья, — осклабился Торкель, — которую мы подложим этому Радорму сыну Рейста! Сядет Дромунд[71] на мель, это точно.

— Лишь бы не на риф, — сказал Хаген. — Неохота кровь проливать в священном месте.

Викинги вышли к Вархофу — Двору богини Вар — с северо-запада, а с юга, в распахнутые ворота, въезжали гости. Пешком, верхом и на телегах. Много гостей. Но храм был велик, места на подворье явно хватало всем. Над невысокой каменной оградой виднелись крытые дёрном верхушки строений, серебрилась двускатная кровля святилища. Шумел ветер в кронах вековых священных буков, срывал бронзовую листву. Кьяртан залюбовался. Из очарования его внезапно вырвал голос Торкеля:

— Куда смотришь?

— Красиво здесь, — Бобёр обвёл рукой вокруг, — коньки резные на крышах, столбы у ворот…

— Туда смотри, — ткнул на решётчатую калитку в стене.

— Понял, — кивнул Кьяртан не без смущения. — Запасной выход.

Чуть позади хромой Лейф вёл слепого Вальдера. То был высокий и статный юноша, миловидный и хорошо одетый. Борода и усы изящно подстрижены. Длинные русые волосы падали на плечи. Шёл он уверенно, опираясь на красивую трость из орешника, моргая и щурясь от ветра. Голубые глаза светились любопытством. Кто бы подумал, что эти глаза — незрячие?

Рядом шагал Хаген, одетый в чёрное, и что-то втолковывал слепцу. Тот кивал, усмехался, иногда уточнял или переспрашивал. Лейф не вмешивался в их беседу. Он вообще ни во что не вмешивался и не вникал. Увидев друга детства нынче поутру, Кривой Нос словно окаменел, как каменеют тролли под ярким солнцем. Занемело лицо, отнялся язык. Сколько сам ходил в походы, рубился в битвах и на поединках, а всё же избежал тяжких ран, да и нынешняя хромота не шибко мешала. «Как же так, Вальдер? — с горечью думал Лейф, вспоминая утренний разговор. — Что ж ты не уберёгся в корчемной драке? Обухом по затылку, говоришь? И вся жизнь — псу под хвост… Эйна любит тебя, читает тебе, ухаживает за тобой, я видел нежность в её глазах, а тебе и видеть нет нужды, эта нежность греет тебя, как меня не согрела бы Герда. Завидую тебе, слепому? Завидую тебе, учёному? Ты не сможешь постоять за себя и за близких, но твои труды на поприще древних сказаний и всякой премудрости кормят семью. Завидую тебе, счастливому. Я бы так не смог. Не выдержал бы».

— Кетиль, опусти капюшон, — негромко бросил Хаген. — Уже пора бы.

Кьяртан сперва не понял, что обращаются к нему. Торкель занёс было руку — то ли для подзатыльника, то ли накрыть голову дуралея куском полотна. Хравен дал ему заговорённый камень, чтобы навести обманные чары, но подействуют ли они в храме, никто точно сказать не мог. Бобёр спохватился и спрятал лицо под капюшоном плаща. Заодно проверил нож. Под рубахой, на ремне через плечо. Подёргал накладную бороду — Торкель ради такого дела спорол добычу с ворота своего плаща. Одолжил на время, чему все подивились.

У резных столбов на входе в Вархоф пришельцев остановили люди Радорма:

— Кто такие? Куда? По какому делу?

Предводитель вышел вперёд, небрежно отряхнул плащ, опустил меховой воротник:

— Меня называют Хаген Лемминг, сын Альвара, а это — мои люди. Слышали мы, что здесь сегодня состоится свадьба сиятельной дочери Радорма Дромунда, Альвдис Серые Глазки, и достойного юноши по имени Лафи Хвост. Узнав об этом, мы пришли поздравить молодых и выпить за их здоровье и счастливую жизнь!

— Вас кто-то звал? — осведомился хирдман.

— Мы явились незваными, но не уйдём, покуда не перемолвимся с герре Радормом. Пусть он сам прогонит нас с этого двора!

За хозяином тут же позвали, и спустя недолгое время он вышел к воротам. Высокий, здоровенный, пузатый человечище, он напомнил викингам Хакона Большой Драккар, с той только разницей, что Радорм был совершенно лыс и действительно переваливался при ходьбе с ноги на ногу — так дромунд покачивается на волнах при сильном ветре. Рядом стоял, опираясь на длинный меч-«ублюдок»[72] в ножнах, столь же высокий муж. Этот был, напротив, тощий, как обтянутый кожей скелет, седой и вислоусый, хотя скорее пожилой, чем старый. Скуластое бледное лицо застыло навеки, словно скованная стужей озёрная гладь. Холодные рыбьи глаза скользили по нежданным гостям, изучая.

— Не припоминаю, чтобы я приглашал вас на пир, — процедил Радорм.

— Я и не говорил, что ты нас приглашал, — с улыбкой раскланялся Хаген, — но всё же мы здесь, и желаем тебе, Радорм дроттинг, только всяческих благ. Едва ли ты из тех господ, которые гонят гостей, пришедших с дарами!

С этими словами Торкель, Сигбьёрн и Слагфид, почтительно кланяясь, поднесли владыке отрезы разноцветного шёлка, витой браслет червонного золота и серебряные нагрудные пряжки, отделанные самоцветами. Кроме того, Слагфид, как истинный бьёрндалец, вручил Радорму связку горностаевых шкур. Дромунд подозрительно прищурился, едва не принюхиваясь к подаркам. Прочие гости поглядывали — возьмёт ли? Хаген поспешно добавил:

— Ещё я исполню песню в честь молодожёнов, если господин соизволит…

Тут уж Радорму было некуда деваться. Вздохнул украдкой, сменил гнев на милость: