Волки Одина

Сигурд кивнул, пристально глядя на Гвидо и его спутника, сидевших напротив него на меховых шкурах.

– Я же сказал прийти завтра. – Он укоризненно взмахнул рогом для меда. – А вы сейчас явились… Не время возиться с весами и говорить о деньгах. Видите, мы провожаем нашего товарища. – Ярл многозначительно посмотрел на Тео, который стоял среди «длинных щитов», склонив, как и они, голову.

Гвидо собрался ответить, но коренастый жестом остановил его.

– Сигурд, английский мой плох. Один монах учил меня много лет назад, но… – он пожал плечами, – клинок ведь ржавеет без дела.

Сигурд прищурился – он говорил по-английски еще хуже, однако не собирался в этом признаваться, поэтому просто сделал гостю знак, чтобы тот продолжал.

– Я Никифор, а это – генерал Вардан Турок.

– Так твое имя не Гвидо? – удивился Сигурд.

Человек, которого мы звали сначала Красный Плащ, а потом Гвидо, покачал головой и кивнул на Никифора, как бы давая понять, что его спутника перебивать не полагается. Тут же рядом с нами неслышно возник отец Эгфрит.

Никифор тем временем продолжал:

– Я – базилевс ромеев, император римлян и ставленник Божий на земле.

Сигурд прыснул вином, нечаянно угодив Никифору в лицо. Вардан застыл в ужасе, но Никифор лишь вытер щеку и бороду рукавом туники, не отрывая взгляда от Сигурда.

– Ты мне не веришь? – спросил он.

– О, верю, конечно. – Сигурд усмехнулся Улафу. – А Улаф – сын продажного пса, которого тут зовут Папой.

Никифор покачал головой.

– Нет, в это не верю. Я виделся с Папой третьего дня, он совсем не похож на этого детину.

– Слыхал, Сигурд? – хохотнул Улаф, хлопая себя по ноге, похожей на ствол дерева. – Этого хитрого лиса не проведешь.

Заухмылялись все, кроме Никифора, Вардана и «длинных щитов», которые, похоже, совсем не понимали по-английски.

– Да и к тому же, – сказал Сигурд, – видел я императора; мы с Карлом как-то вместе одно дело провернули… старые друзья. – Отблески костра высветили его волчью ухмылку.

– Да, варвар Карл обладает властью, – признал Никифор, – поэтому он и нужен Папе Льву и поэтому тот его короновал. Однако моя империя на востоке затмевает все, чем может похвастаться запад. Уже пять веков ее называют Новым Римом. – Он раскинул руки в стороны. – От этого города остались руины, Сигурд, лишь тень былого величия. Развалины, оскверненные безбожниками. У Папы недостаточно сил, чтобы не пустить волков в свою овчарню.

Брови Сигурда поднялись.

– А вот мой город, Константинополь, сияет славой.

– Константинополь? – переспросил ярл, почесывая щеку.

Никифор кивнул и поглядел на Вардана.

– Я полагаю, в северных странах он известен как Миклагард.

– Так ты из Миклагарда? – пьяно произнес Улаф.

Никифор и Вардан переглянулись. Потом Никифор отдал какой-то приказ одному из «длинных щитов». Тот снял с плеча кожаную суму и развязал завязки с серебряными бляхами на концах. Никифор встал, а солдат опустился на колени и протянул ему суму с таким благоговением, словно в ней – ценный трофей, добытый в тяжком бою.

«Что у него там, золотой кубок самого Одина?» – прозвучал в моей голове голос Брама.

Я оглянулся на погребальный костер, в пламени которого то чернели, то отливали медью, обугливаясь, кости Брама. Глубокий вдох вернул меня к реальности, и я в изумлении уставился на то, что сжимал в руках Никифор, – корону чеканного золота с золотым крестом наверху и еще двумя, свисающими по бокам на жемчужных нитях. Христианские штуки можно оторвать и выкинуть в реку или переплавить, и получится сокровище, ради которого любой ярл бросит якорь где угодно и пойдет на берег разбойничать. Такую красоту я представлял себе, когда слушал о том, как Беовульф нашел несметные сокровища в логове Гренделевой матери. Когда видишь такую вещь, ее немедленно хочется получить. Сияние короны, усиленное пламенем костра, вырвало воинов из объятий потаскух и привело к огню. То тут, то там виднелись застывшие в изумлении лица и широко открытые глаза, светящиеся голодным блеском.

Никифор надел корону на голову, кресты опустились ниже намасленной бородки, и каждый, кто любовался золотым сиянием короны, представил ее у себя на голове. Однако никто, даже Сигурд, не смотрелся бы в ней столь же властно – я бы поставил все свое серебро на то, что корона действительно принадлежит Никифору.

– Но что императору Миклагарда делать в Риме? – спросил Сигурд, отрывая взгляд от завораживающего блеска короны.

– Хм, – прогудел Улаф. – Коли твой город красив, как Фрейя, что ты делаешь тут с нами и вонючими речными крысами? И с этой кусачей гнусью? – Он хлопнул себя по руке и стряхнул раздавленных мошек со штанов.

Глаза Никифора под золотым обручем короны сузились.

– Может, нам лучше прийти завтра, ярл Сигурд, когда вы закончите с погребальным обрядом?

Сигурд посмотрел на Никифора, слегка наклонив голову.