Волки Одина

Миклагард оказался дальше, чем я думал, особенно если плыть на ветхом, провонявшем рыбой челне, который грозил опрокинуться всякий раз, как кто-то тянулся почесаться или выпрямлял затекшую спину. Никифор не пустил Вардана с нами – генерала могли узнать в городе, а схватив его, враг понял бы, что император где-то рядом. Так что нашим провожатым был Тео. Трудно оставаться любезным с тем, кто убил твоего товарища, хотя Грека чуть-чуть оправдывало то, что бой был честным. Итак, мы вшестером, просто одетые и вооруженные одними ножами, теснились в челне, что сельди в бочке, надеясь, что он не треснет пополам и мы не пойдем бесславно ко дну. Однако его хозяин, имени которого никто не запомнил, был не только хорошим рыбаком, но и умелым мореходом. Ловко обходя наши ноги, он то и дело подскакивал к маленькому парусу и сноровисто вел суденышко по волнам.

Сквозь молочный предрассветный туман мы видели наводящий ужас дромон, направляющийся к восточному побережью. Он шел, лавируя против ветра, словно водную гладь резала гигантская пила. Нам, в утлом суденышке, страшиться было нечего. Флоки Черный, кривя губы, сказал, что скорее нас проглотит какое-нибудь морское чудище, приняв за муху.

– Как кит Иону, – прощебетал Эгфрит.

Никто не понял, о чем он.

В рассветной дымке то и дело показывались другие корабли, но до нас никому не было дела. А когда бледно-золотые лучи солнца омыли небо с востока, мы ахнули.

– Боги всемогущие, – промолвил Сигурд в изумлении.

– Милостивый Боже, – пробормотал Эгфрит, осеняя себя крестным знамением.

Мне казалось, глаза вот-вот лопнут, ибо не смогут вместить то, что им явилось. Флоки широко раскрыл рот, обрамленный черной, как ночь, бородой. Глядя на нас, Тео довольно усмехался.

Миклагард! Словно сокровище в полыхающем разграбленном зале, перед нами сверкал золотой град. Церкви с огромными куполами и крыши дворцов возвышались над рядами теснящихся друг к другу белокаменных домов, и все это великолепие раскинулось на семи холмах. Зрелище завораживало, захватывало дух, так что оставалось только стоять, безмолвно раскрывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Смотри не утопи нас, грек! – прорычал Флоки Черный седовласому рыбаку, который, закусив желтыми зубами губу, тянул шкоты, чтобы провести челн между двумя торговыми судами, расходящимися в стороны.

На одном из них, увидев нас, загоготали. Еще бы, пять верзил и монах на суденышке, борт которого едва возвышается над водой, – одна хорошая волна, и мы пойдем ко дну. Сигурд скривился от унижения, проклиная оставшегося на Элее Рольфа за то, что тот не мог найти что-нибудь получше, чтобы доставить своего ярла в Великий Град. Потом вдруг один из насмешников с торгового корабля швырнул нам куриную ногу, которая угодила прямо в Эгфрита. Монах схватил мясистую кость и, взмахнув ею в воздухе, словно рунной палочкой, прокричал на латыни:

– Utinam barbari spatium proprium tuum invadant! [51]

– Оставь свои молитвы для тех, кто их понимает, – сказал я, провожая греческий корабль свирепым взглядом.

– Молитвы? – усмехнулся Эгфрит. – Да я им пожелал, чтоб их варвары отымели!

Все еще смеясь, мы вошли в огромный шумный порт. Пронзительно верещали чайки, поскрипывали на привязи лодки, с кораблей перекрикивались люди. Мне стало еще смешнее – разве хватит пяти десятков воинов, чтобы захватить Миклагард? Сигурд ошеломленно покачал головой, глядя на огромные, освещенные рассветным солнцем стены порта.

– Да тут и пяти сотен мало, – сказал он.

Чем ближе мы подходили к Миклагарду, тем больше он становился, на наших глазах разрастаясь вширь и ввысь. Я чувствовал себя муравьем в царских чертогах. Даже и представить нельзя было такого чуда: город блестел и переливался, сверкая золотом и белизной в розовом утреннем свете. Улицы сбегали с семи холмов по выдвинутому далеко в море мысу, похожему на большой палец руки. Бесчисленные струйки дыма поднимались из труб над очагами. Извиваясь и переплетаясь друг с другом, они стремились все выше, соединяясь в огромную грязно-бурую дымную пелену над вершинами холмов.

Вместе с другими суденышками мы подходили к вздымающейся из моря стене порта. Плоты подвозили людей к кораблям, вдоль берега сновали лодки, везущие съестные припасы и другие товары, кругом стоял шум и гам. Люди на причале и в лодках махали нам руками, улыбались, что-то кричали, и я впервые порадовался, что с нами Тео. Всего несколько слов по-гречески, и нас оставляли в покое. Мы продвигались вперед, но очень медленно – из-за огромной стены ветра почти не было, а тот, что был, дул не туда, куда надо, так что в конце концов седобородый рыбак выругался, проскочил между нами и сунул весла в воду. Однако, по словам Сигурда, грести хилыми старческими руками было все равно что бросить утопающему оба конца веревки, так что мне пришлось забрать у старца весла и всю оставшуюся дорогу грести самому, а в одиночку это труднее, чем вместе с другими гребцами на «Змее».