Местные фермерские семейства также ограничены в средствах оказания нам помощи, за исключением, в ряде случаев, возможности отправки в помощь нескольких достаточно сообразительных (или обладающих очень полезными связями) человек, которым удалось избежать отправки на фронт. Эти немногочисленные мужчины были единственными людьми, которые могли помочь в обучении необходимым навыкам иностранных рабочих, и фактически только они знали весь рабочий процесс от начала до конца.
Жилые дома были полны (точнее, в большинстве случаев переполнены) женщинами и детьми, эвакуированными из подвергающихся бомбежкам городов Центральной и Западной Германии. У всех у них расшатаны нервы. Повседневная жизнь превратилась в сплошной хаос.
Особенное раздражение у нас вызывали давно проживающие здесь семьи, в которых мужчины находились на фронте или погибли в боях. Эти женщины и их повзрослевшие дети не желали даже пошевелить своим чертовым пальцем, а потому при виде их кровь у нас начинала просто закипать. Государство выплачивало столько денег на поддержку этих женщин, что они спокойно могли жить на эти средства, и жить по-королевски! Зачем же им тогда делать что-то еще, помимо необходимого минимума, то есть просто уборки в доме? Мы наблюдали за тем, как эти прежде работящие и неприхотливые женщины, получившие в свое время поддержку в виде L.Schein (сельскохозяйственными продуктами – яйцами, маслом, беконом, птицей и т. д.), вдруг были замечены в том, что начали сами покупать новую одежду и велосипеды.
И уже вскоре их можно было повстречать только по дороге к парикмахеру или в кинотеатр.
Было введено требование об обязательной 30-часовой рабочей неделе, но, к сожалению, никто особо не следил за тем, как оно выполняется. Постоянно сыпались давно проверенные отговорки: мне пришлось делать стирку, испечь хлеб, кто-то заболел, нужно было забрать детей, была плохая погода и т. д. И если пару раз в особенно нетерпимых случаях следовало обращение к главе района, где его просили или прямо настаивали на принятии жестких мер, после чего эти дамы клятвенно обещали исправиться, то чаще всего они так и продолжали слоняться без дела.
Мужчины с разных участков фронта умудрялись отправлять своим семьям посылки, а некоторые присылали их из Швеции, Норвегии, Финляндии, Дании, Румынии, Франции, Голландии, Италии и т. д. с такими вещами, которые эти люди при других обстоятельствах никогда не были бы в состоянии приобрести. Можно было бросить один взгляд на женщин или их детей, чтобы точно понять, где проходят службу их родственники.
В такие времена жизнь была не так уж и плоха. Бомбы пока не падали (русские испытывали большую нехватку летчиков), и лишь иногда наносились слабые единичные удары по Кенигсбергу или Эльбингу либо периодически по важным участкам железной дороги. Категорические требования соблюдать режим затемнения считались лишними и никому не нужными.
Единственной проблемой было то, что почти ничего невозможно было купить. Деньги годились лишь на приобретение товаров, на которые не были введены ограничения, но ограничения были практически на всё. Особенно плохо было с алкогольными напитками и табачными изделиями. Но и здесь к нам на помощь пришли все те же L.Schein.
В то время фермера, по милости Гитлера, стали метко именовать Erbhofbauer (фермер, владелец передаваемого по наследству земельного участка). Название вполне подходящее, так как, благодаря Гитлеру, для фермера настали времена, которых он не знал никогда прежде до времен Третьего рейха. Каждый, у кого был участок земли от 7,5 до 125 гектаров, попадал под это определение, а тот, в распоряжении которого был (как, например, у меня) участок большего размера, должен был получить специальное разрешение на то, чтобы называться «эрбхофбауэром». Такие крупные землевладельцы были либо стопроцентными нацистами, либо сумели каким-то образом продемонстрировать свою полезность партии на другом поприще, например в искусстве, науке или чем-то еще (мне это не удалось).