Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

На косе происходила кипучая деятельность. Здесь мы обнаружили первых повешенных прямо на деревьях людей обоего пола. Их «вина» была ясно прописана на хорошо видной каждому дощечке, которая крепилась либо на шее, либо цеплялась к ногам. Поначалу первые несколько таких случаев привлекли к себе наше внимание, но позже, когда вешали даже наших собственных военных, независимо от званий, никто больше не смотрел на них. Мы только спрашивали самих себя: как хорошо экипированный солдат мог позволить убить себя таким вот образом? Может быть, эти люди просто утратили все силы и энергию, а также все остальные чувства? Почему никому из командиров нашей армии не приходила в голову мысль спасти нас всех от полного уничтожения в этом потопе, просто-напросто пристрелив безумца, что стоит у руля нашей нации?

На косе ясно виднелись дома курортного городка К(альберга) (Крыница-Морска), и здесь гигантский поток беженцев. Пекарям и мясникам запрещалось продавать свою продукцию, если им не платили за нее марками, поэтому эти люди страдали от голода. Когда мы возобновили свой марш, то видели этих людей за придорожными канавами, голодных и замерзших. Некоторые брели вперед без всякого багажа, одетые в обноски, в полуботинки и с обмороженными ногами. Другие метр за метром ехали вперед со своими семьями в полуразбитых легковых машинах. Потом мы увидели и лимузины с сидящими в них важными шишками и прихорашивающимися шлюхами, машины вермахта, в которых сидели подобранные по дороге женщины и девушки. Но никто не осмелился прострелить колеса этих машин – полевые суды принимали решения очень быстро – достаточно было найти подходящее дерево.

На ночь и на день нам выделили помещение и кров в печально знаменитом концлагере в Ш(тутгоф)е (Штутово). И здесь тоже повсюду были потоки беженцев и различные подразделения вермахта. Командование в лагере находилось в руках СС, а заключенных давно уже отправили на запад. Когда я вступил в переговоры с представителями администрации о выделении нам места для постоя, какая-то женщина-беженка молча положила на стол начальника лагеря сверток, завернутый в какую-то одежду. Потом она так же молча вышла. Секретарша потянула к себе узелок, и ее руки немного дрожали, когда она вынесла сверток в соседнее помещение. Это был мертвый ребенок. Секретарша-женщина уверяла меня потом подавленным голосом, что такой инцидент не являлся чем-то из ряда вон выходящим.

Мы не хотели оставаться в душных, переполненных, дурно пахнущих бараках, в которых развешивали для сушки белье, где тут же на месте осматривали опухоли и раны, где повсюду бродили плачущие дети и воющие женщины. Промерзлый до основания самолетный ангар оказался для нас более приятным пристанищем, чем эти хибары.

Д(анциг). Царившая здесь повсюду суматоха большого города вызывала изумление. Все происходило так, будто мы все еще жили в мирное время. Люди глазели на нас, как на животных в зоопарке. Сохранили ли они все свои чувства? Ведь иваны находились всего в 30 километрах отсюда! А люди в Данциге все еще не знали слов «спасаться бегством».

Спустя всего лишь короткое время этот прекрасный город, из-за которого, возможно, и началась эта война, был разорван в клочья.

Здесь, должно быть, происходили неописуемые сцены, когда принадлежавший обществу KdF пароход W. Gust-loff попал на мину или был торпедирован в тот момент, когда он был переполнен беженцами.

Но население Данцига и сейчас не верило ни в какую опасность для себя, так как пропаганда продолжала с успехом утверждать противоположное.

Мое «подразделение» стало совсем маленьким, а обязанности теперь практически ограничивались тем, что я передал оружие и боеприпасы, которые мы привезли с собой, после чего мог считать себя свободным. Следовало ли мне бежать? Просто исчезнуть во всем этом хаосе, признав себя трусом? Нет. Я желал новой встречи с Иванами, хотел расквитаться с ними и такое завершение дел считал достойным уважения. Теперь только слепой не видел, что все идет к концу. Возможно, была возможность бежать в Швецию или Данию, но помимо этого был лишь один путь – на фронт, а там уж будь что будет.

К сожалению, в тот же день снимались с места и подразделения полевых войск СС, и возможность бежать была потеряна. Поэтому вместо этого я был приписан к запасному батальону в Н(ойштадте) (Вейхерово), и, к счастью для меня, батальон заканчивал свое формирование. Небольшая царапина на ноге не была особой проблемой – доктор позаботился о ней. Я не желал оставаться из-за нее в постели, но едва мог выполнять то, что называлось «служебными обязанностями».