Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

Наши позиции здесь потеряли всякий смысл, и нам было приказано отправиться на ближайший участок на косе и двигаться к месту сбора в Д(анциг). Было самое время отдавать команду отходить: все чаще солдаты принимали такое решение самостоятельно и просто исчезали. Тех, кто желал попасть домой старым способом путем самострела, теперь тщательно проверяли и сурово наказывали. Однажды вечером мы стояли в готовности выступать, заново проверяя, приняты ли все надлежащие меры для бесшумного ночного марша, чтобы лошади не теряли свою «обувь», чтобы колеса повозок были тщательно обмотаны, чтобы никакой груз не издавал громких лязгающих звуков и т. д. Передовое подразделение направилось вперед, в голову колонны. В его составе было четверо солдат, каждый из которых был вооружен длинной жердью, которой тщательно проверял пространство перед собой на наличие ям и трещин. Далее шли их сменщики, один человек с компасом, сами колонны и обоз. Вместе с двумя фельджандармами я отвечал за тыл.

Через несколько сот метров, как оказалось, нас все же услышали, и сзади раздались выстрелы. К счастью для нас, иваны стреляли наугад, и пули ложились либо с недолетом, либо уходили в стороны. Мы пошли быстрее. Тем из нас, кто шел сзади, пришлось довольно трудно: мы боялись потерять контакт со своими. К тому же одна из повозок впереди несколько отклонилась от общего направления, потом еще одна. Двое наших были ранены; они лежали и стонали, истекая кровью, но, несмотря на наши крики, повозки впереди не остановились. Тогда я схватился за свисток, а еще быстро моргнул несколько раз фонарем, несмотря на то что луч света должен был обязательно нас выдать. Возчики меня поняли и, не став усугублять наше положение, просто остановились.

Подошел доктор, чтобы позаботиться об обоих раненых. Их положили на телеги, которые продолжали двигаться так быстро, как только было возможно. Мне показалось, будто рядом с моей шеей пролетела бабочка. Я ощупал шею и понял, что воротник моего кителя порван, но мне вновь повезло. Иваны снова начали стрелять, на этот раз через более долгие интервалы. Раздалось несколько взрывов (черт возьми, слишком близко), но мы продолжали упрямо брести вперед, в ночь.

Капризный компас не всегда показывал нам верную дорогу, а мы, те, кто шел позади, могли лишь не очень отчетливо слышать звуки ударов жердей, ощупывающих дорогу впереди. Все говорило о том, что не мы одни идем этим путем, и звуки позади подтверждали это. Могло ли быть так, что это были поисковые группы русских? Чувствовалось, что нас могут атаковать в любой момент.

Я крикнул что-то тому, кого не мог различить, но кто шел справа от меня, и мне одновременно ответили несколько голосов. Как оказалось, это были пятеро солдат, которые толкали или волокли за собой салазки, ругаясь при этом как сумасшедшие. Они были рады найти друзей и точно определить свое местонахождение. Эта группа шла уже несколько часов, но большую часть времени двигалась по кругу. Им было приказано отвезти пассажиров на салазках в безопасное место – жену землевладельца с грудным ребенком и еще двумя детьми младше пяти лет. Женщина потеряла лошадей после обстрела осколочными снарядами. Еще одна лошадь сломала ногу.

И теперь все решили, что можно вручить свою тяжелую поклажу и выполнение «рейса» в наши руки, а самим быстренько бежать, спасаясь и избавившись от обузы. Я убедил их поступить иначе: продолжать тянуть сани, но уже в составе колонны. Двое детей постоянно плакали, а их мать, очевидно, либо оглохла, либо умерла. Я не мог различить, что происходит под грудой мехов и одеял. Наконец с наступлением рассвета непрекращавшиеся вопли смолкли. Солдаты производили жалкое впечатление, и я не мог позволить им отдаляться куда-либо, где я не мог бы их достать из своего пистолета. Наконец мы дошли до косы, и в начавшейся суматохе мне удалось лишь пожелать несчастной женщине удачно пройти оставшуюся часть пути. К этому времени ее младенец и один из двух других малышей умерли.

Теперь у меня появилось время и достаточно света, чтобы более внимательно осмотреть свою правую ногу, в которой время от времени возникала резкая боль, будто ее обжигало огнем. В моем сапоге оказалось две дыры, в которые можно было просунуть мизинец, а затем я обнаружил запекшуюся засохшую кровь. Похожие прорехи обнаружились и в кителе, а мои брюки тоже были порваны, как будто их протащили через колючую проволоку. Но и на этот раз удача была со мной.