Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

Очевидно, мы оказались в полном окружении, и наше положение оказалось чертовски неприятным, если не сказать – безнадежным. Командиры напивались – они теряли самообладание, а вместе с ним и последние остатки доверия со стороны солдат. Какой-то старший фельдфебель (закаленный ветеран, имевший множество наград и несколько боевых ранений) принял командование соседней ротой. Он спросил меня, есть ли места в судовом госпитале. Мое удивление еще больше возросло, когда он задумчиво взвесил в руке ручную гранату и потянул за предохранительную шпильку:

– С меня достаточно этого дерьма. Мы все здесь отправимся в ад, а я хочу еще увидеть свою жену и ребенка. Ты меня, конечно, поймешь и поможешь организовать для меня эвакуацию.

Он сделал несколько шагов прочь, после чего раздался взрыв. Этот комок нервов был все еще жив – он стонал от тяжелого ранения в ногу. Я списал это на несчастный случай и организовал его эвакуацию. Мне понравилось его рукопожатие, но совсем не понравился приказ принять его роту.

На самом деле наше положение было скверным, и мы не могли сделать никаких внятных выводов из того, что нам передавали по радио. Вероятно, высшего командования больше не существовало. Принципом стали самостоятельные действия. Тогда мы решили попытаться избежать неминуемого плена и для этого избрали единственный путь – в Д(анциг), где могли бы соединиться с остальными войсками. Подразделение эсэсовцев, что держало оборону рядом с нами, уже снялось с позиций. У нас уже не осталось ничего, что мы могли бы противопоставить лившемуся на нас со всех сторон огню, с каждым часом становившемуся все более интенсивным. Потери росли.

Хорошо знакомые слова «до последнего солдата» больше, казалось, никого не впечатляли, за исключением, может быть, нескольких старших офицеров, находившихся под сильным воздействием алкоголя. Так, какой-то обер-лейтенант, попытавшийся бросить солдат обратно на потерянную позицию, был просто застрелен несколькими выстрелами из пистолета фельдфебелем перед строем своих же солдат.

Наши казармы охватило пламя, и, хотя я хотел вернуться туда, чтобы захватить самые ценные из личных вещей, мои попытки попасть внутрь были тщетны. Однако в здании кухни все оставалось целым, там мне удалось найти немного уже готовой пищи и множество других продуктов. Первые два черпака – и я понял, что это невозможно есть из-за осыпавшейся с потолка штукатурки, поэтому я просто сгреб несколько подвешенных тут же колбас и стал улепетывать оттуда.

Вот в горящем городе скрылись несколько солдат, уже успевших переодеться в гражданское платье. Бесконечная вереница машин и пеших колонн тянулась по широкой закопченной дороге в сторону Г(отенхафена) (Гдыни) и Д(анцига). Они двигались вперед на максимальной скорости, используя все имеющиеся ресурсы – вьючных животных, горючее, собственные мышцы. Стояла ночь. Иваны нащупали нас и начали с редкими интервалами бить по толпе. Жертв сразу же, как можно скорее, сносили в придорожные канавы, так как в любой момент на флангах могли появиться танки, и тогда все будет кончено. За ночь мы потеряли связь с остальными нашими людьми. Теперь каждый шел, предоставленный собственной судьбе.

Мне удалось получить место на тягаче какой-то артиллерийской части – подарок судьбы. От мощного двигателя исходило блаженное тепло. Плохо было лишь то, что мы держали путь не на запад, как я планировал, чтобы наконец выбраться из всего этого безнадежного хаоса. Вскоре я заснул мертвецким сном. В Готенхафене (который раньше был польским портом Гдыня) у нас кончился бензин. Я никогда не проходил обучения, имеющего хотя бы отдаленное отношение к артиллерии, поэтому здесь я был абсолютно бесполезен. После хорошего отдыха я направился на сборный пункт, где надеялся найти хотя бы малую часть своего батальона.

На порт совершался один воздушный налет за другим. Наши зенитчики молодцы – многие самолеты, английские или американские (никто не мог отличить их друг от друга), падали вниз, объятые пламенем; повсюду на парашютах висели их летчики.

Либо я прибыл сюда слишком рано, либо я остался единственным из всего подразделения, кто явился сюда. В любом случае меня снова взяли в оборот, назначили в новое подразделение, сколоченное из тех солдат, что были рассеяны теперь повсюду. На следующий же день нас построили и отправили на передовую. Все это напоминало мне мои прежние воспоминания о фольксштурме, хотя для регулярных войск характерны более высокий уровень дисциплины и хладнокровие. Среди этих затянутых в мундиры солдат явно не осталось «мальчишек». Закаленные ветераны с большим фронтовым опытом, знавшие все тонкости и трюки, – и все же все они смотрели равнодушно и апатично, а выглядели совершенно измотанными. Они держались до конца в Курляндии, но теперь знали, что все идет к последней битве, и выхода из этой западни, похоже, не было.