Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

Куда ни бросишь взгляд – повсюду тела, но все женщины как будто впали в состояние летаргии или полного равнодушия, чтобы не иметь возможности полностью осознать или понять весь ужас происходившего. «Давай!» Мы были не одни, и нас отправили не для того, чтобы мы предавались рефлексии. Мы нашли небольшое стадо коров, за которыми присматривали несколько крестьян, глаза которых расширились, когда они узнали в нас немецких солдат. Нам не понадобилось доить самим. Нам просто вручили несколько ведер все еще теплого молока из тех запасов, что предназначались для русских, а также втайне от конвоиров дали хлеба, колбасы и сигарет.

Нам нужно было выждать время, которое мы якобы были заняты дойкой коров. Мы жадно поглощали хлеб и колбасу, а фермеры в это время рассказывали о событиях последних недель, того ада, который они, их жены и дети успели пережить.

Мы вернулись с молоком к медным котлам с их кипящим содержимым. Вместе с молоком было получено и свежее мясо недавно забитых (застреленных) свиней и молодых коров. Этого количества хватило бы на то, чтобы прокормить всех нас в течение нескольких недель. В большом количестве был приготовлен картофель, куда наши добрые хозяева лично добавили соли и патоки. Процесс приготовления занял немного времени, и вскоре все это можно было съесть, но получившееся странное густое варево не могло не привести в расстройство даже самый здоровый желудок. Результат не заставил себя ждать – тяжелейшее расстройство и ужасная жажда, а воды не было совсем, так как повсюду валялись трупы убитых животных. Мы собирали остатки снега, и это окончательно доконало наши желудки.

Учитывая то, что я постоянно мучился поносом, следующий этап стал одним из самых трудных на моей памяти. Наша колонна пленных солдат с каждым днем становилась все меньше. Мы могли только догадываться, что стало с нашими товарищами, которые совершенно обессилели и потому выбыли из наших рядов во время марша и которых мы больше уже не видели. Как я уже говорил, у Иванов не было недостатка в боеприпасах.

Каждый день мы меняли направление движения, но никогда не двигались строго на восток. Даже сами охранники не знали места назначения. В любом случае, передвигаясь так, как делали это мы, мы никогда не дошли бы до России и за год. Немецкие названия местности и дорожные указатели куда-то пропали, и их место заняли тактические обозначения на русском языке. Нам было вполне понятно то, что нас водили по кругу, который с каждым днем становился все шире. Может быть, нас посчитали недостойными того, чтобы посадить на железнодорожный транспорт, или, может быть, нас забыли занести в общие списки военнопленных, поэтому предполагалось, что с нами все будет кончено по дороге.

«Давай!» Ночами никому не разрешалось покидать помещения, где нас размещали на ночлег. И приходилось поневоле опорожнять желудки там, где мы лежали, или, скорчившись, сидели на земле. Воздух в помещениях был ужасен. В течение дня наши мокрые, покрытые коркой брюки раздражали кожу, оставляя на ней причиняющую боль сыпь. По возможности мы меняли вышедшую из строя одежду на новую. И пусть это помогало лишь ненадолго, но охрана почти всегда смотрела на это довольно снисходительно. С течением времени мы становились все более привычными к грубому обращению, все более смирившимися со своим положением и уже не обращали внимания на то, что в спину тебе смотрит холодный стальной ствол, что прежде очень нас волновало.

«Давай!» Со временем перерывы для отдыха тоже становились для нас неприятными, так как в таких случаях охранники или кто-то другой из нуждающихся русских запросто лишали нас приличной обуви или предметов одежды. Они забирали все, что, с их точки зрения, представляло какую-то ценность, и им доставляло удовольствие, когда кто-то из пленных продолжал движение раздетым или полураздетым.

Мы дошли до какой-то усадьбы в Померании (Поморье)¹.

Во время процедуры дезинсекции, которая вскоре стала повторяться довольно часто и которую все мы всей душой ненавидели, я впервые познакомился с восточной культурой. Одежда с целью избавления от вшей помещалась в переносной бак для кипячения, который одновременно является для нас источником горячей воды для мытья. На тот момент ни у кого из нас не было паразитов, но русские все равно проводили над нами этот вид гигиенической процедуры постоянно и в разных местах, как только представлялась возможность.

Во дворе кипели котлы. Потом пациенту надлежало следовать пешком окоченевшим и обнаженным в дальнее