Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

В подвалах на фермах мы находили для себя достаточно провизии. Нам нужно было лишь найти определенные места в развалинах, где можно было обнаружить более чем достаточное количество никем не оприходованного продовольствия. Затем очищалась от мусора печь, и вот уже на ней кипели кастрюли и сковороды. Но не успевали мы откусить первый кусок, как на нас через окна и двери нацеливались стволы русских винтовок (дым вызывал тревогу у тех, кто находился в этом районе).

Руки вверх! Нас обыскивали на наличие оружия, а потом, когда я вручал им свои сопроводительные документы, выражения лиц становились почти дружелюбными. В некоторых случаях эти парни даже позволяли себе останавливаться и поболтать с нами, любезно угощая табаком. Солдатский мундир сам по себе, даже если он прикрывал лишь половину тела, был способен рассердить русских. Потом снова наступал мир, и мы могли спокойно набивать желудки и не отказывать себе в удовольствии полежать некоторое время, принимая солнечные ванны.

На фермах иваны собирали огромные стада скота, который планировали то ли забить, то ли куда-то отправить. Сообразительные говорящие по-польски люди из-под полы выторговывали для себя за водку или драгоценности лучшие головы скота, а потом отгоняли отобранную скотину подальше в лес. Они тоже (тайно, чтобы не нажить неприятностей) собирали на фермах все то, что хоть как-то можно было использовать. Тогда мы не догадывались, что эти стервятники вскоре станут хозяевами над нами.

Глава 4 Польские хозяева

В Ш(найдемюле) я явился с докладом в штаб, и, в связи с отсутствием подходящего жилья, меня с моими товарищами на три дня поселили в подвале брикетной фабрики. Нам объяснили, что за нами пока еще не прибыл весь транспорт, но предполагалось, что он вот-вот будет здесь и отправится к Одеру, реке, что течет вдоль границы между Германией и Польшей и впадает в Балтийское море.

После того как мы подняли шум, явился раздраженный охранник и принес нам кое-что из еды.

Когда нас вывели наружу и повели к железнодорожному вокзалу, мы, наверное, были черными как черти. В четыре вагона для перевозки скота погрузили примерно сто двадцать таких же, как мы, пленных, подцепили их к пустому грузовому составу, и вскоре мы куда-то покатили. Сопровождавший нас конвой вел себя вполне сносно и даже был настолько любезен, что выдавал нам хлеб. Охранники давали нам и табак, если мы, немцы, соглашались непрерывно петь. Иваны демонстрировали свою слабость к музыке и песням.

На старой железнодорожной узловой станции Б(ромберг) (Быдгощ), знакомой нам всем, состоялось долгое совещание между начальством нашего эшелона и местной администрацией, одетой в новые, с иголочки мундиры иностранного производства. Мы раздумывали, кто это, и сумели определить, что эти люди были поляками.

Потом Иванов нигде не стало видно. Нас отвели к заброшенным путям. Вооруженные до зубов люди в военной форме приказали нам покинуть вагоны и куда-то повели. Я попытался воспользоваться выданными мне русскими документами об освобождении на меня и на мою группу. Документы порвали на клочки и выбросили. Не составляло труда понять, что поляки либо похитили нас у русских, либо просто «купили» за пару литров водки. В любом случае мы оказались в польских руках.

В то время сотрудники польской милиции были одеты в форму немецких СА или СС. Традиционно польскими были лишь четырехугольные головные уборы, выполненные в их стиле.

И тогда, и после эти войска всегда отличались чрезвычайно шумным поведением, громкими криками. Они несли патрулирование с нашими старыми винтовками 98и носили их так, будто носят вилы.

Но казалось, что боеприпасы им выдают тоннами – выстрелы гремели при каждом подходящем и неподходящем случае. Поляки стреляли так же часто, как и иваны. На лицах этого народа как будто были написаны крупными буквами слова «обман», «трусливость» и «жестокость». Мы поняли, что если сейчас не появятся русские и не помогут нам, то самое худшее нас ждет впереди.

Это был тот же тип людей, которых мы видели и у себя в стране в дни революции 1918 года, – особи без малейшего налета дисциплины и воспитания, самые худшие отбросы и ничтожества.

Вместе с русскими военными улицы частично разрушенного города Б(ромберг) наводнило и достаточное количество гражданского населения. По отношению к нам они не проявляли ни враждебности, ни дружелюбия, и казалось, что они разбегаются по домам лишь для того, чтобы держаться подальше от нашего эшелона. Названия улиц, вывески и объявления на немецком языке были либо разбиты, либо просто заменены на наскоро сделанные временные аналоги на польском. Все говорило о том, что «хозяевами в доме» были русские, хотя номинально управление уже передали полякам. Нас доставили в лагерь беженцев в К(альтвассер) в четырех километрах от города, где ранее располагался немецкий трудовой лагерь.